Книга Зоя, страница 25 – Юлия Ларосса

Я достала сэндвичи, виноград, яблоки, воду и бутылку красного вина, чем очень удивила Себастьяна. Одобрив этот напиток, он разлил его по двум бокалам и вручил один из них мне. Я сделала глоток ради спасения и успокоения своих нервов и съела пару виноградинок.

Себастьян согнул одну ногу в колене и положил на нее руку с бокалом. Лениво откинув голову, он взирал на окружающих из-под прикрытых век.

Я села рядом, также прислонившись спиной к стволу дерева, и вытянула ноги. Искоса поглядывала на своего спутника, который с какойто настороженностью бросал на меня встречные взгляды. С невероятным усилием я поборола в себе острое желание достать свой альбом и сделать наброски той малышки с медведем в руках и, разумеется, рядом сидящего аристократа.

— В последнее время, — вторгся в мои раздумья голос Себастьяна, — мой брат и его невеста стараются занять мои вечера. Они почемуто решили, что я разучился хорошо проводить время.

Я усмехнулась, по-доброму ему завидуя. Ведь у него есть те, кто о нем искренне заботится. Снова сделала глоток вина и потянулась за виноградом:

— Разве это плохо проводить время со своими близкими?

— Да нет. Просто мне комфортнее наедине с самим собой, — резковато бросил он.

Проглотив виноград, я заговорила с открытой печалью в своем голосе:

— Я тоже люблю проводить время в одиночестве. Теперь люблю. Только это не мой выбор, так решила судьба. Мне пришлось лишь приспособиться.

Он повернул ко мне голову и прожег меня взглядом:

— Прости. Я забыл о твоих родителях.

Я не хотела отвечать, и от этой необходимости меня спасло начало спектакля. Мы обратили свои взгляды на ярко освещенную небольшую сцену, на которой уже началось представление — мюзикл «Ромео и Джульетта», поставленный по знаменитому одноименному произведению Вильяма Шекспира. Всем известный сюжет перенесли из шестнадцатого века в современность. Весьма достойная игра актеров, мелодичные голоса и красивая музыка.

Я, наблюдая за действием, происходящим на сцене, чувствовала, как красное сладкое вино насыщало мое тело приятной теплотой и негой. Но присутствие Себастьяна стало ощущаться острее. Я слышала его дыхание, с наслаждением вдыхала его аромат и чувствовала, когда он смотрел на меня. Почему он делал это так часто? Или мне кажется?

Раздумывая над этим, я опять взяла виноградинку и вздрогнула, когда его рука внезапно обхватила мое запястье. Наши взгляды встретились. Себастьян не торопясь поднес мои пальцы к своему лицу и… обхватил губами виноград.

О черт! Ощущения интимного касания и горячего дыхания на коже вскружило мне голову и вызвало импульсивный приступ дрожи.

— Спасибо! — произнес Себастьян, давя на меня силой своего темнеющего взгляда.

— Я хочу тебя… нарисовать, — неосознанно прошептала я.

— Только нарисовать? — вызывающе спросил он.

«Еще поцеловать. Я умираю от желания тебя поцеловать!» Но вместо этих слов я высвободила свою руку и опустила глаза, боясь его чрезмерной проницательности. У меня такое чувство, будто Себастьян играл со мной в слишком взрослую и искушенную игру. Рядом с ним я кажусь себе наивным ребенком, коим в действительности и являюсь.

Он отстранился от ствола дерева и потянулся ко мне рукой. Секунда и его пальцы нежно, но уверенно сжали мой подбородок. Я подняла взгляд к его глазам.

— Рисуй, если хочешь! — прошептал он и вернулся в прежнюю позу.

«Целуй, если хочешь!» — кричало мне сердце, и я, опасаясь, что он увидит мольбу в моем взгляде, достала свой альбом из сумки. Села напротив него и вздохнула, пытаясь сосредоточиться. Дрожащие пальцы перелистывали страницы в поисках чистого листа, взяли карандаш и начали творить.

Ох, как же я волновалась!

Этот процесс очень отличался от рисования Себастьяна по памяти. Вот он сидит, смотрит на меня таинственным взглядом и жутко смущает этим. Как же ему скучно с такой наивной дурочкой! Другая уже давно очаровала бы его, а я страшилась одной лишь мысли о флирте.

Я боялась этого совершенного мужчины по имени Себастьян Эскалант, ведь понимала, что влюблялась.

Закончив изображать его длинные пушистые ресницы, я перешла к губам и покраснела. Желание, воображение и мечты — все в один лад заставили мои щеки зардеться от смущения. Отчаянно пытаясь совладать с эмоциональной бурей внутри себя, я не смогла заставить себя перестать дрожать…

— Ты рисуешь меня голым? — прозвучал голос Себастьяна с явной насмешкой.

Я даже подпрыгнула, словно меня застукали за чем-то постыднонепозволительным.

— Что?!.. — я пораженно воззрилась на него.

— Нет? — удивленно вскинул он брови, пока его губы улыбались. — Ты так покраснела, что я уже стал подумывать о греховности твоего воображения.

Ошеломленная и еще больше смущенная, я перевела взгляд на жирную полосу посредине будущего удачного портрета, которую оставили мои дрогнувшие от испуга пальцы.

— Вот что ты наделал! — строго упрекнула я его и продемонстрировала творческий урон. — Сиди спокойно, будь добр!

— Хорошо! Извини, пожалуйста! — усмехнулся он и вернулся в прежнюю позу.

Отчаянно прогоняя из головы картинки обнаженного Себастьяна, я еще сильнее покраснела и попыталась как можно скорее закончить портрет.

— Мне нравится смущать тебя, — снова раздался его красивый голос, и на рисунке опять появилась ненужная линия.

— Себастьян! — я с укором посмотрела на него.

Он одарил меня одной из своих волнительных улыбок, достойной светиться на киноэкранах в лучших голливудских историях.

— Все. Сейчас точно все сказал.

Голый, улыбающийся Себастьян, который хочет меня поцеловать. И об этом я думала. Никак не могла перестать представлять. О, черт побери, мое яркое воображение!

— Подаришь? — спустя несколько минут спросил он меня, глядя на законченный портрет.

На рисунке Себастьян сидел так же у дерева, откинувшись на его ствол. Сощуренный взгляд с намеком на высокомерность и суровость характера, а согнутая нога в колене и рука с бокалом, лежащая на ней, источала исконно-мужскую брутальность.

— Нет, — с жадностью глядя на свою новую любимую работу, ответила я. — Подарю другой.

Я быстро пролистала рисунки и выбирала один из них. Сев рядом с ним я протянула ему свою работу. Он опять усмехнулся и взял из моих рук портрет, где я его изобразила сидящим в высоком кресле и в строгом костюме.

— Мне нравится то, каким ты меня видишь, — тихо признался он, изучая мой рисунок. — Но быть таким я не хочу.

Не могла оторвать от него глаз. Я становилась зависимой. И моя зависимость в облике сложного мужчины сидела совсем близко и пугала своей мощью.

Себастьян перевел на меня медовый взгляд и сделал вдох, слегка приподнимая плечи.