Книга Ключи от цивилизации, страница 75 – Райдо Витич

— Меня тоже никто не спрашивал — Сван и Сван, а, между прочим, зовут меня Вадим.

— Нет, я помню, брат, — заверил Иштван, закидывая вещи в шкаф.

— Хорошее прозвище, не обидное, — пожал плечами Чиж.

— Чиж тоже.

— А я и не против, — захлопнул шкаф.

Стася резко села, вынырнув из сна, как из воды. Кони неслись в том сне, табун мустангов. Он огибал, покрывая туманом пыли человека. Ни лица, ни имя у него, но он шел к ней, рискуя быть затоптанным. Он прорывался сквозь поток галопирующих коней и приближался медленно, но уверенно.

Кто? К чему?

Женщина тряхнула волосами, потерла виски.

— Тебе плохо? Хочешь пить? — спросили из тени слева.

Стася вздрогнула от неожиданности и непонимающе уставилась на мужчину, что белой туникой своей в первый момент смутил ее и был принят то ли за приведение, то ли за мираж.

— Ты кто?

— Теофил, — подал кубок с настойкой мяты.

— Теофил, — кивнула, вспомнив. — Что ты здесь делаешь?

— Сторожу твой сон.

— Спасибо, — улыбнулась, оглядывая мужчину и примеряя к тому образу во сне. Не он.

— Если боишься темноты, я зажгу свечи.

— Не боюсь. Да и луна довольно ярко светит.

Мужчина присел на край постели и нежно, чуть касаясь, провел по волосам:

— Ангел ничего не боится.

— Ангелам не дано чувство страха.

— Зато дана любовь.

Стася смотрела на приятное лицо мужчины и чувствовала себя скорее матерью ему. Взгляд Теофила выдавал его с головой, открывая самое сокровенное, то, что на душе и сердце. Влюблен и не скрывает, и готов смотреть, смотреть и слушать ее голос словно песню. Влюблен до слепоты, доверчив как щенок. Сердце защемило — ответить нечем, только лишь сохранить нетронутой доверчивую душу, посеять сколько можно света, веры и добра.

— Чего ты ищешь, человек? — прошептала, погладив его ласково по щеке.

Локлей смутился и все же набрался смелости прижать рукой ее ладонь к своей щеке и поцеловать пальчики:

— Тебя искал.

— Нет — ангела. А я не ангел.

— Не правда.

— Каждый верит в то, что хочет, но тем и обманывает себя.

— Возможно, этого и жаждет.

— Ты хочешь быть обманутым? К чему? И без меня достаточно ловкачей, что оболванят в миг.

— Ты Бога видела? Скажи, к какой вере он склоняется? Кто ему милей: христианин, цистерцианец, мусульманин?

Стася улыбнулась:

— Ему милее чести человек.

— А покаяние он принимает?

— Не бойся суда Небесного, бойся Земного. Он более жесток и Бога в нем не ищи.

— Я грешен, ангел мой. Я так хочу покаяться тебе и верю, ты поймешь и не отвернешься от великого грешника, выхлопочешь для меня прощенье.

— Грех — всего лишь помрачение рассудка, затмение, как солнца и луны. Но между тем они не грешны. И кается им не в чем. Люби себя, прими каким ты есть, не повторяй ошибок прошлых, осознай их, как опыт, как примеры и в этом будет покаянье. Ведь все, что есть в тебе дано от Бога.

— Ты ангел… Все ли там такие?

— Ты думаешь, я пришла с небес?

— Разве нет?

— Не знаю. Странно — ты называешь себя моим мужем, а между тем, не знаешь, откуда я.

— С небес.

— Из космоса? Там скопление галактик и давным-давно не совершают перелеты, есть переходы…

И смолкла, сообразив, что говорит то, что точно знает, а вот откуда — не помнит.

— У меня амнезия, — прошептала.

— Что такое «амнезия»?

— Потеря памяти. Ужасное состояние. Как скачки в тумане. Запинаешься о каждую кочку, но обойти не можешь, потому что не видишь ее.

— Не беспокойся, я рядом и помогу тебе объехать «кочки». Ложись мой ангел, спи, а я побуду рядом.

— Не хочу спать.

— Надо. Иона сказал, тебе нужно как можно больше отдыхать.

— От чего? Разве я перетрудилась? Иона странный, — легла на бархатную подушку. — Не помню, что он говорил мне, но говорил про что-то непонятное.

— Он лекарь и византиец. Речь его и мне порой кажется не понятной, манеры возмутительными, но надо отдать должное его знаниям, он прекрасно врачует.

— Да, наверное… Из Византии?

— Он приближенный Раймунда Тулузского.

— Ни о чем не говорит.

— Сейчас. Дай время — все встанет на свои места.

Стася помолчала и выдала:

— А ведь ты меня обманываешь.

— О чем ты, ангел мой.

— Ты мне не муж.

Граф заволновался:

— Ты уйдешь? Прости, не знаю, что нашло. Мне показалось так ты останешься со мной. Я совершил непоправимую ошибку?

— Нет. Но больше мне не лги. Для окружающих пусть так и останется, мысль с замужеством удобна.

— Ты простишь меня?

— Постараюсь. Но больше так не делай. Лож отталкивает. Раз поймай на лжи, не будет веры в правде.

— Люди озлоблены, они чуть не убили тебя, приняв за посланницу ада. Я хотел оградить тебя от их ненависти.

— И от любопытства? — Стася улыбнулась.

— От любой опасности для тебя. Мою жену тронуть не посмеют.

— Откуда я?

— С небес, уверен.

Стася задумалась, пытаясь вспомнить свой исток. Не может быть, чтоб дом родной она забыла. Родина в крови, в душе — ее не смыть и не убить, она от рожденья и до смерти с человеком. Даже там, где обитают души, они живут в привычном окружении, напоминающем родные места. Лес и поля, горы и снег, джунгли или тундра… Но ей не вспомнить, близким кажется и то, и это, как будто мир весь — мир ее.

— Как я появилась?

— Не знаю, — граф задумался и, скрипя сердцем, сказал. — Наверное, я должен, хоть чувствую, что тем тебя я потеряю, открыть и остальное. Ты была странно одета. Все сохранено и спрятано от любопытных глаз.

— Покажи.

Как больно. Теофилу показалось, что он совершил ошибку.

— Обещай… Нет, извини. Я не могу держать тебя, ведь ангел — посланник редкий и нам смертным не подвластен. Довелось мне зреть тебя и тем уже я осчастливлен. Но тяжело довольствоваться малым и хочется… пообещай что не уйдешь. Хотя бы не сейчас, мне нужно время, чтобы смириться с твоим исчезновеньем.

— Ты хороший человек, граф Локлей, — обняла его Стася. — Придет момент, мы встретимся. Я благодарна тебе и рада, что приобрела такого друга. Не бойся ничего. Идем?