
Онлайн книга «Древняя Земля»
Яцеку было душно в огромном зале и тесно. Хотелось поскорей выбраться на простор, увидеть звезды и водную ширь, посеребренную лунным светом. Столпотворение перед храмом прекратилось. Часть лодок была внутри, часть, не нашедшая там места, вернулась в город. Только несколько пароходиков ожидали зрителей, что занимали места на галереях. Яцек проплыл мимо них и повернул к берегу. Ему не захотелось ни поднимать парус, ни включать мотор, и он поплыл, подгоняемый ветерком, дующим от Аравии, чуть покачиваясь на слабой волне. Недалеко от берега ему почудилось, будто кто-то позвал его по имени. Удивленный, он глянул на берег – там было тихо и пусто, лишь в лунном свете на фоне неба вырисовывались тонкие силуэты трех пальм. Он уже собрался плыть дальше, но снова услышал, а верней, почувствовал голос, который звал его. Яцек пристал и вышел на берег. Под пальмами сидел полунагой человек с непокрытой головой, одетый в рваный бурнус; длинные черные волосы опадали ему на плечи. Он сидел неподвижно, скрестив на груди руки и устремив взгляд к звездам. Яцек наклонился и заглянул ему в лицо. – Нианатилока! Человек неторопливо повернулся к нему и ответил дружеской улыбкой, не выказав ни малейшего удивления. – Да, я. – Что ты тут делаешь? Откуда ты взялся? – изумился Яцек. – Сижу здесь. А ты? Молодой ученый не ответил, а может, не захотел. После недолгого молчания он снова спросил: – Откуда ты узнал, что я здесь? – Я не знал. – Но ты же звал меня. Дважды позвал. – Я не звал. Просто в этот миг я думал о тебе. – Но я же слышал твой голос. – Ты услышал мою мысль. – Странно, – прошептал Яцек. Индус усмехнулся. – А разве не странно все, что нас окружает? – заметил он. Яцек молча сел на прохладный песок. Буддист не смотрел на него, но у Яцека было ощущение, что невзирая на это, тот видит его, более того, проникает в его мысли. Ощущение было гнетущее. Совсем недавно во время одного из многочисленных своих путешествий Яцек познакомился с этим непонятным человеком, и вот, объявший и постигший всю современную науку, обладающий могуществом, какое мало кто имел на Земле, с невольным презрением взирающий с одинокой башни духа на людскую толпу, он испытывает странную робость в присутствии этого «посвященного», отшельника с душой бездонной и, на первый взгляд, примитивной, как у ребенка. Но что-то неодолимо влекло Яцека к нему. После знакомства Яцек часто встречал его в разных концах света, и всякий раз встречи эти были совершенно неожиданны. Вот и сегодня необъяснимая встреча на берегу Нила… Нианатилока улыбнулся и, не поворачивая головы, заметил, словно чувствуя недоумение Яцека: – Я вижу ты прилетел сюда самолетом. – Да. – Зачем? – Так мне захотелось. – Почему же ты удивляешься, что я здесь. Мне ведь тоже могло захотеться. – Да, но… – У меня нет самолета, да? – Да. – А что такое эта твоя машина? Не средство ли, с помощью которого ты по своей воле меняешь местоположение собственного тела и картины, что видят твои глаза? – Ну разумеется. – А ты не допускаешь, что непосредственным усилием воли можно проделать то же самое без помощи всяких искусственных и сложных устройств? Ученый опустил голову. – Все, что я знаю, велит мне ответить: нет! И однако с тех пор, как я познакомился с тобой и такими, как ты… – Почему же ты не хочешь непосредственно изведать силу собственной воли? – Мне неизвестны ее пределы. – У нее нет пределов. Некоторое время оба молчали, любуясь Луной, которая плыла в небе, становясь все ярче. Наконец Яцек прервал молчание: – Я уже видел необъяснимые вещи, которые ты делал. Взглядом ты опрокинул стакан с водой и проходил сквозь запертые двери. Если могущество воли безгранично, смог бы ты точно так же вот эту Луну, что движется по небосводу, направить в противоположную сторону или преодолеть без всяких защитных и вспомогательных средств пространство, что отделяет нас от нее? – Да, – спокойно, с неизменной улыбкой на устах подтвердил индус. – Почему же ты этого не делаешь? Вместо ответа Нианатилока поинтересовался: – Над чем ты сейчас работаешь? Ученый нахмурил брови. – Сейчас в моей лаборатории находится поразительное, страшное изобретение. Я ослабляю то сцепление сил, которое именуют материей. Я открыл ток, который будучи пропущен через любое тело, разделяет его атомы на первичные составные частицы и попросту уничтожает их. – Ты уже производил опыты? – Да, с мельчайшими пылинками материи в долю миллиграмма. Сила взрыва такой пылинки равна силе взрыва динамитной шашки. – И ты так же легко мог бы ослабить связи и в более крупных массах? Скажем, взорвать и уничтожить дом, город, целый континент? – Да. И что самое поразительное, с такой же легкостью. Мне достаточно пропустить ток… – Почему же ты этого не делаешь? Яцек вскочил и принялся расхаживать под пальмами. – Ты отвечаешь вопросом на вопрос, – наконец промолвил он, – и притом это совершенно разные вещи. Тем самым я причинил бы неизмеримое зло, совершил бы акт уничтожения… – А разве я не произвел бы сумятицу и замешательство во вселенной, которая должна быть такой, какова она есть, если бы стал перебрасывать звезды на другие орбиты? – заметил Нианатилока и через несколько секунд добавил: – Я знаю, вы смеетесь над «освободившимися», мол, они только и умеют, что делать мелкие фокусы. Не спорь! Если ты и не смеешься, то другие ученые потешаются, как потешаются и над нашими упражнениями по движению и дыханию, внешне кажущимися детски простыми, но на самом деле долгими и кропотливыми. Ведь нужно стать властелином над собой, узнать возможности собственной воли. Посты, упражнения, самоотречение, отшельничество именно к этому и ведут. А когда воля обретет свободу и научится сосредотачивать свою силу, разве не безразлично, в чем она будет проявляться? – Думаю, нет. Вы могли бы действовать во благо… – Чье? Только сам человек может действовать себе во благо. Благо для человека – очищение души. Иного блага освобожденная воля не видит и не стремится к иной цели. Почему же ты хочешь, чтобы я делал вещи, которые мне безразличны и которые, быть может, снова затянут меня в грубые формы жизни, из которых я как раз высвободился? – Поразительно все окружающее нас, – заметил после некоторого молчания Яцек, – стократ поразительней, чем могло бы даже пригрезиться людям, не привычным смотреть вглубь. И однако же у меня ощущение, что поразительней всего именно то, что делаешь ты. |