Онлайн книга «Одесская сага. Нэцах»
На устаревшего и уже забытого Святого Николая она так замерзла, что сначала рванула с работы домой хлебнуть кипятка и согреть скрюченные ноющие пальцы об стакан, а потом заставила себя выйти в магазин за хлебом. Почтальон Миррочка осторожно стукнула в дверь двенадцатой. Потом еще раз. На галерею выглянула Дашка: — Шо ты нам принесла? — Тут… — замялась Мирра, — письмо для Косько… — Та неужели! Дождалась-таки! — хлопнула в ладоши Дашка. Мирра потупилась: — А можете ей передать, а то еще столько работы… — Давай! Давно хотела посмотреть, как эта выдра танцует! — Дашка выскочила на коридор и, глянув, отшатнулась от Мирры: — Да пошла ты! Сама такое давай! Или вон в дверь засунь!.. — Я не могу в дверь. Надо подпись… Выглянула всезнающая Нюся: — Шо вы там за геволт на вечер устроили? Дашка хмыкнула и поежилась. — Все, я домой! Это без меня!.. Нюся, заметив конверт, замерла и, тихо ругнувшись, захлопнула свою дверь. Мирра постояла с проклятым письмом в руке и только двинула назад к лестнице, как услышала веселый крик Жени: — Я уже дома! Уже! Стой! Иду!.. Женька, сияя, как начищенный самовар, взлетела по заледеневшей чугунной лестнице через две ступени. — Ну давай уже, — она, не переставая улыбаться, протянула ладонь. Мирра медленно опустила в нее конверт… Женька рванула и вытащила листик и уставилась в него. С двух сторон скрипнули двери и показались головы Дашки и Нюси — одна в платке, вторая в папильотках. Женя стояла как струна, сжав губы, нахмурив брови и перечитывая. — Подпиши, пожалуйста, — шепнула Мирра. Женя молча черкнула карандашом и пошла к двери. Нюся высунулась: — Женечка… Женя оглянулась через плечо и отчеканила: — Вон пошли! Обе! Она зашла на кухню разгладила листок и перечитала еще раз: «Извещение. Ваш муж лейтенант г/б Косько Петр Иванович, находясь на фронте Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками, 25 мая 1942 года пропал без вести. Настоящее извещение является основанием для возбуждения ходатайства о назначении пенсии. Начальник в/ч пп № 02475, генерал лейтенант А. Вадис. 14 декабря 1944 года». Женька сидела на табуретке, уставившись в одну точку, и тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Так ее и застала через два часа вернувшаяся из техникума Нилка. Она подхватила листочек и начала рыдать на первой строчке… — Папочка… мой… папочка… Мамочка… Прибежал замерзший и облепленный, как снеговик, Вовка с помятым мокрым портфелем и замер в коридоре, завыв волчонком следом за Нилой. Женя поднялась, выдернула извещение у дочери из рук: — А ну перестали выть! Пропал без вести еще не значит, что погиб. Ваш папа — офицер и разведчик. Найдется. — А ты Леле скажешь? — Конечно. Это ж ее сын. Завтра пойду. Перед работой Женя зайдет к Гордеевой, принесет кашу и, кашлянув, выдаст с порога: — Пришло письмо. Официальное. Гордеева повернулась и уставилась на Женьку мутными рыбьими глазами в пленке катаракты: — Рожай уже. — Пропал без вести в мае сорок второго, — отчеканила Женя. Гордеева глыбой сидела на своей продавленной кровати и только сжала руки в кулаки. — Иди, на работу опоздаешь. И саквояж мой подай сюда, а то ноги слабые совсем. Не поднимете, если навернусь. Женька плюхнула возле кровати своего ровесника — кожаный саквояж, сочиненный и собранный ее отцом. — Да аккуратнее, ты, корова! Не таз с бельем! — вызверилась Гордеева. Женька оглянется на пороге: — На спирт не налегайте. Когда она выйдет и закроет дверь, Фердинандовна вытащит флягу и всадит почти половину, задохнется, закашляется и завалится раненым зверем лицом в подушку. А вот Женька плакать не могла и спать теперь тоже не могла. Она такой же натянутой струной, как ходила на службу, ложилась в постель и лежала с открытыми глазами. Без мыслей, без слез. Через день приедут сестры с поздравлениями. Женька откроет: — Ну заходите. Простите — стола нет и настроения тоже. Лидка съязвит: — Я, конечно, понимаю, тридцать семь не круглая дата и не повод для радости, но зачем же так на семье экономить? Нила шепнет про похоронку. Лида усядется на кухне: — Тогда пить будем. У тебя есть. Что мы, зря приперлись? И помянем заодно. Анька бросится обнимать Женю. — Не надо! В утешениях не нуждаюсь! — отстранилась она. — И это извещение, а не похоронка. Не каркай! Женька выпьет пару рюмок с сестрами. Выслушает новости, ласково потреплет Вовку по голове за выпиленную лобзиком в школьной мастерской рамочку. Когда все уйдут, а дети лягут, она нальет полный стакан самогона и, старательно глотая, выпьет. Ничего. Ни сна, ни покоя. Она снова будет лежать бревном, с чужим, окостеневшим телом. — Баб Лель, — Нила придет к бабушке, — бабулечка, помоги… мама не спит. Лежит там истуканом, вздыхает и встает в четыре. И не ест почти ничего. Ходит деревянная, и все. Лёлечка, что ей дать? — Водки ей дай — или выплачется, или заснет. — Да как я ей дам? Она ж никого не слушает! — Ну я откуда знаю? Подруг ее попроси. — Нет у нее никаких подруг. Ты ж знаешь. — Ну сестер, значит. Не одна у родителей. — Они предлагали — она не хочет. — Пусть хоть силой зальют. Нила вдруг хихикнула сквозь слезы — она представила, как маленькая, сухощавая тетя Лида и нескладная тетя Аня пытаются удержать ее злющую маму, которая стреляет и мечет ножи. Про мамин секрет она давным-давно знала. Нила послушается и заедет после техникума к строгой тете Лиде. Расскажет про совет Гордеевой и попросит помощи. Лидка вздохнет, пожует губами и процедит: — Я разберусь. Домой езжай. Лидка заявится к Жене за пару дней до Нового года. — Собирайся, поехали! — Это куда на ночь глядя? — Давай быстрее, нашей доходяге на Фонтане плохо. — Она ж неделю назад нормальная была! |