Онлайн книга «Прерванная дружба»
В дверях появился Хосе, радостно оскалившийся в предвкушении скандала. – Этот джентльмен хочет принять ванну, – с чувством огромного облегчения сказал ему Рене. – Как? – Хосе разинул рот и с изумлением переводил взгляд с одного на другого. – Немедленно приготовь в моей комнате тёплую ванну, – невозмутимо продолжал Рене, – принеси чистые полотенца и нагрей побольше воды. После этого подашь нам обед. Он открыл дверь в свою комнату. – Сюда, пожалуйста. Я сейчас достану мыло и… Да, вам ведь нужно будет во что-нибудь переодеться. Встав на колени перед раскрытым чемоданом, он продолжал, не поднимая глаз: – Боюсь, что мои вещи будут вам немного велики – ну да как-нибудь устроитесь: Куда это носки задевались? Вот рубашка, и… Ну, кажется, все. Я подожду вас в соседней комнате. Он встал, оставив ключ в чемодане. А в голове стучало: «Какой же я болван! Какой непроходимый идиот! Он, конечно, украдёт всё, что попадётся под руку. И поделом мне, дураку! Но что же мне оставалось делать?» В дверях Рене обернулся со словами: – Если вам что-нибудь понадобится, позовите Хосе, – но, увидев, что незнакомец, дрожа всем телом, прислонился к столу, чтобы не упасть, вернулся, взял его за локоть и усадил на стул. – Вам надо чего-нибудь выпить, – сказал он, наливая коньяку из охотничьей фляжки. Человек отстранил стакан. – Не надо, ударит в голову. Я… слишком долго… – Он выпрямился и откинул со лба волосы: – Ничего, сейчас пройдёт. Пожалуйста, не беспокойтесь. Дожидаясь его в соседней комнате, Рене злился на собственную глупость. Навязать себе на голову больного, умирающего с голоду авантюриста, возможно преступника, явного проходимца, привыкшего, по его собственному признанию, якшаться с туземцами, – и все только потому, что у того вкрадчивый голос и красивые глаза. Безумие! Наконец появился незнакомец, преображённый почти до неузнаваемости. Он вообще был ниже и тоньше Рене, и к тому же крайне измождён, и теперь, в висевшей на нём мешком одежде, казался ещё более юным и хрупким, чем был на самом деле, – почти совсем мальчиком. Неумело подстриженные и зачёсанные назад волосы открывали замечательной красоты лоб и глаза. Когда он, хромая, подошёл к столу, Рене снова поразило, какой у него был невероятно больной вид, и ему вдруг пришло в голову, что, может быть, вопрос о том, как поступить с незнакомцем, вскоре разрешится сам собой – он попросту умрёт. Однако, кроме изнурённого вида и крайней истощённости, у него не было ничего общего с оборванцем, который вошёл в эту комнату час назад. Он извинился перед своим хозяином за то, что заставил его так долго ждать, и поддержал начатый Рене разговор о посторонних предметах. Казалось, он стремился укрыться в светской беседе. Он говорил по-французски не совсем бегло, видимо слегка его подзабыв, употреблял много латинизмов, вдобавок очень сильно заикался, – и тем не менее тембр его голоса придавал неизъяснимое достоинство его запинающейся речи. Несколько книжные обороты указывали на обширное знакомство с классиками: можно было подумать, что он вырос на Паскале и Боссюэ. – Но вы же совсем ничего не едите, – воскликнул Рене. Его гость с гримасой отвращения отодвинул тарелку. – Простите. После длительной голодовки трудно много есть. Рене внимательно посмотрел на него: – Значит, вы в полном смысле слова умирали с голоду? – Да, но не очень долго – всего три дня. Вначале у меня было с собой немного хлеба. – Что бы вы стали делать, если бы не застали нас здесь? Ответа не последовало. Рене почувствовал, что совершил грубую бестактность, и торопливо продолжал: – Но ведь ночевать в горах невероятно тяжело. Синие глаза внезапно потемнели. – К этому привыкаешь – вот и все. Самое неприятное… что ты один. – Но как же спать в горах, в таком холоде и сырости? – Спать там не приходилось. Рене встал из-за стола. – Тогда, быть может, вы приляжете до возвращения начальника? Вы, наверно, страшно устали. Хосе вам постелит. К вечеру, когда охотники вернулись домой, незнакомец вполне оправился и на вопросы Дюпре отвечал уверенно и спокойно – он проспал до самой темноты и, проснувшись, ещё немного поел. Полковник приехал с охоты в прескверном настроении: Лортиг оказался лучшим, чем он, стрелком и вдобавок хвастался этим всю обратную дорогу. К тому же опять зарядил дождь, и все вымокли и устали. Надев очки, полковник посмотрел на незнакомца, как судья на осуждённого преступника. – Господин Мартель сообщил мне, что вы прибыли из Ибарры, господин… – Риварес. – Риварес? Это, кажется, испанское имя? – Я родился в Аргентине. – И… оказались в Эквадоре совсем один и в таком отчаянном положении? – Я участвовал в боях… – Против диктатора Розаса? – Да. Я был ранен, как видите, искалечен. Меня схватили. Потом мне удалось бежать на торговом судне в Лиму. Там я надеялся разыскать своего друга и побыть у него, пока мне не удастся дать знать родным. Я уехал без гроша в кармане, за мной гнались по пятам. Приехав в Лиму, я узнал, что мой друг только что отплыл в Европу. – Когда это было? – Месяцев девять тому назад. Я кое-как перебивался в Лиме, дожидаясь ответа из Буэнос-Айреса от родных, которым мне удалось послать письмо с просьбой немедленно выслать денег. С обратным пароходом я получил ответ. Старый слуга писал мне, что по приказанию Розаса наш дом сожгли, а всех моих родных убили. Тогда я перебрался в Эквадор в надежде получить работу на серебряных рудниках. В Ибарре я услышал, что вам нужен переводчик, и отправился сюда предложить свои услуги. – Откуда вы знаете местные наречия, если вы сами с юга? – Я научился говорить на них уже после того, как поселился в Эквадоре. Языки всегда давались мне легко. – А откуда вы знаете французский? – Я воспитывался в коллеже французских иезуитов. – Вы верите этому вздору? – прошептал Штегер на ухо Рене. Они сидели рядом, слушая, как полковник расспрашивает незнакомца. Рене нахмурился и не ответил. В глубине души он был убеждён, что весь рассказ – выдумка от начала до конца. Его злило, что незнакомец лжёт и что Штегер об этом догадался, а больше всего то, что он, Рене, злится. Какое ему до этого дело? – Наверно, было очень трудно перейти через горы сейчас, когда все реки вздулись от дождей? – с недоверием продолжал допрашивать Дюпре. – Сколько же времени занял у вас переход? – Четыре дня. Рене досадливо передёрнул плечом. Чёрт бы его побрал! Уж если лжёшь, так по крайней мере помни, что говоришь. За обедом он сказал «три». |