Онлайн книга «Прерванная дружба»
– Не знаю, – сказал Рене, глядя в тарелку. – Лохмотья сильно меняют человека, – кто бы их ни носил. – Кто этот Феликс? – спросил маркиз. – Тот, что спас вас всех от дикарей? – Да, сударь, Феликс Риварес. Это мой лучший друг. Надеюсь; вы все скоро его увидите. – Фамилия как будто испанская, – вставила Бланш. – Откуда он родом? Рене ответил не сразу – ложь жгла ему язык. – Он из Аргентины. – Из Южной Америки? И он приехал с вами сюда? А он раньше бывал в Европе? – По-моему, нет. Оживление сбежало с лица Маргариты. Подняв глаза, она встретила взгляд отца: он тоже недоумевал, почему при одном упоминании об этом друге из Аргентины голос Рене дважды дрогнул. На следующий день были распакованы ящики со всякими диковинками и слуг позвали получать подарки. Рене никого не забыл. Когда вынули плетёную корзинку с записочкой «Марте», Рене быстро взял её из рук брата и, отозвав Розину в сторону, передал ей этот подарок. – Её упаковали ещё до того, как я узнал о смерти вашей матери. Может быть, вы возьмёте её на память о ней. Это и для меня горе, Розина. Когда мы были маленькими, она была к нам так добра. Вернувшись к ящикам, Рене увидел, что Анри уже открывает следующий. – Осторожнее, – сказал он. – В этом ящике оружие индейцев, есть и отравленное. – Зачем оно тебе? – Тут не все моё. Большая часть принадлежит Феликсу. Он коллекционирует оружие. Я просто уложил его приобретения вместе со своими. – А это тоже его? Анри вынул плоский пакет с надписью «Феликс». – Нет, это моё. Тут карандашный портрет Феликса. Его сделал художник, ехавший с нами на корабле. – Взглянуть, я думаю, можно? – сказал Анри, развязывая бечёвку. Анжелика подошла поближе, заглядывая через плечо племянника. – Ах, дайте и я взгляну. Мне так хочется посмотреть, каков он собой. Он красив? Говорят, испанцы красивы. Этьен, не правда ли, странно, что мы обязаны спасением нашего дорогого Рене человеку, которого ни разу не видели. Я убеждена, что мы полюбим его. О… Она болтала, не. замечая выражения лица Рене. Когда она, вскрикнув, вдруг умолкла, Маргарита слегка вздрогнула и потупилась. – Какое странное лицо! – воскликнула Анжелика. – Нет, Бланш, я с тобой не согласна. Он довольно красив, я бы даже сказала – замечательно красив, только… Посмотрите, Этьен. Маркиз не спускал глаз с Рене. – Можно? – спросил он мягко. – Конечно, сударь. Маркиз глядел на портрет и молчал. Так вот он – человек, лишивший его последней надежды. Он мечтал, что когда-нибудь, когда Маргарита уже вылечится и будет счастлива, а все былые невзгоды позабудутся, он станет для Рене другом – быть может, самым близким его другом. Теперь это невозможно. – Благодарю, – сказал он наконец и положил портрет на стол. – Вам это лицо ничего не напоминает, Этьен? – спросила Анжелика. – Напоминает. Но не чертами, а выражением. Картину в Лувре – «Святой Иоанн» Леонардо да Винчи. Я рад, Рене, что он твой друг, а не враг. – Я тоже, отец. Анжелика огорчилась: слова маркиза показались ей чуть ли не богохульством. – Я никогда не была в Лувре, – сказала она. – Но мне не верится, чтобы художник, кто бы он ни был, мог нарисовать святого таким: О, только не подумай, дорогой, что мне не нравится твой друг. Я никогда не забуду, чем мы ему обязаны. Может быть, это просто так нарисовано. У него такое выражение лица… оно напоминает… Рене как-то странно, натянуто рассмеялся. – Может быть, кошку? Один бельгиец, член нашей экспедиции, говорил, что пантеры, бродившие по ночам вокруг нашего лагеря, напоминали ему Феликса. Сам я этого сходства не замечал, но бедняга Гийоме, вероятно, был нелестного мнения о нас всех – мы не были с ним особенно любезны. – Отчего же? – спросила Бланш. Рене пожал плечами и сухо ответил: – Мы его недолюбливали. Внимание Анжелики привлёк головной убор из перьев, который Маршан подарил Рене, и она не заметила, что Маргарита даже не взглянула на портрет. Когда Рене пришёл вечером к сестре пожелать ей доброй ночи, она попросила принести ей портрет и, оставшись одна, долго с тоской смотрела на красивое, опасное лицо. Художник был искусным мастером, хотя ничего не знал о человеке, который ему позировал. На портрете Феликс улыбался, лицо его было наполовину в тени. – Я его ненавижу! – простонала Маргарита, прикрыв рукой глаза. – Ненавижу! Потом бессильно опустила руки. Чудовищно ненавидеть человека, который спас Рене от мучительной смерти. И ведь в его лице нет ничего отталкивающего. Таким могло быть лицо ангела, если бы не эта улыбка… Утром Маргарита, не проронив ни слова, вернула портрет брату. – Спасибо, дорогая, – тихо сказал он, заворачивая его в бумагу. – Ты права, ты – моя прежняя Ромашка. Он сам не понимал, почему его обрадовало, что она не стала говорить о портрете при всех и даже не посмотрела на него. – Он действительно так красив? – немного погодя спросила она. – Мне трудно судить. Он мне слишком близок. Для меня он красив. – И он действительно такой… – Она оборвала себя на полуслове, чуть было не сказав: «ядовитый». – А впрочем, я не стану ни о чём тебя расспрашивать. Узнаю, когда познакомлюсь с ним, после Лиона. Я ведь тогда многое узнаю. Да, Рене? Он посмотрел на тонкую руку, лежавшую в его руке. – Ромашка, дорогая, ты уверена, что действительно хочешь ехать в Лион? Она взглянула на него с нежной, чуть насмешливой улыбкой. – Неужели после всех этих лет ты так плохо знаешь меня? Ах ты дурачок! Для чего тогда я потеряла тебя на целых четыре года? Ради чего ты рисковал жизнью? Чтобы всё оказалось напрасным, оттого что я испугалась пустячной боли? – Боль будет совсем не пустячная. Когда ты решилась на операцию, тебе ведь было всего восемнадцать лет. – Все пустяк по сравнению с тем, когда лежишь ночью не смыкая глаз и гадаешь: «Быть может, он сейчас умирает от лихорадки? Или уже умер? Или его растерзали хищники?» Мне снилось, что ты умер от голода, утонул, что тебя растерзали на куски. Я представляла, как отец смотрит на меня и думает: «И все из-за неё». После четырех лет таких мучений невольно повзрослеешь. Теперь мне уже далеко не восемнадцать и даже не двадцать два. Меня не испугает боль, которую причинит мне Бонне. Рене наклонился и поцеловал сестру в лоб. – Раз так, лучше ехать поскорее. Я напишу Бонне. – Он ждёт нас. Месяц тому назад я написала ему, что ты возвращаешься и мы, вероятно, скоро приедем. Ведь ты всё время будешь со мной, Рене, правда? Ты знаешь, я не верю в бога, и у меня нет другой опоры, кроме тебя. |