Книга Кровь и мёд, страница 9 – Шелби Махёрин

– Рид? – прохрипела я. Потом закашлялась, и мою грудь сотрясло отвратительное хлюпанье. Затем я попыталась снова: – Рид?

Чертыхнувшись, когда он не ответил, я перекатилась набок.

И тут же придушенно вскрикнула и отпрянула.

На меня смотрел мертвый шассер. Его бледная кожа почти сливалась цветом с заледеневшим берегом заводи – шассер почти истек кровью, и та уже успела растопить снег вокруг, впитываясь в землю и стекая ручейками в воду.

Троим товарищам шассера повезло немногим больше. Их трупы валялись на берегу, а вокруг были разбросаны ножи Рида.

Рид.

– Твою мать!

Я бросилась к нему. Рид лежал рядом со мной с другой стороны – лицом в снегу, в наспех зашнурованных штанах, а рука и голова его застряли в рубашке, будто он потерял сознание, не успев одеться до конца.

Снова выругавшись, я перевернула Рида на спину. Его волосы примерзли к окровавленному лицу, кожа посерела, почти что посинела. Господи.

Господи, господи, господи.

Лихорадочно прижавшись к его груди, я чуть не разрыдалась от облегчения, услышав биение сердца. Едва слышное, но оно было. Мое собственное сердце предательски бодро колотилось в груди, а волосы и кожа у меня оказались невозможно теплыми и сухими. Волной тошноты на меня снизошло осознание – этот болван чуть сам себя не прикончил, пытаясь спасти меня.

Я прижала ладони к груди Рида, и золото вспыхнуло у меня перед глазами паутиной бесчисленных возможностей. Я быстро пролистала их, слишком волнуясь, чтобы медлить и думать о последствиях, – и застыла, когда на ум пришло воспоминание: моя мать гладит меня по волосам в ночь на шестнадцатый день рождения. В ее взгляде нежность, в улыбке – тепло.

Тепло.

«Береги себя, милая, когда мы разлучимся. Береги, пока мы не встретимся вновь».

«Ты будешь помнить меня, Maman?»

«Я никогда не смогла бы забыть тебя, Луиза. Я люблю тебя».

Вздрогнув от ее слов, я дернула золотую нить, и та изогнулась в моих руках. Воспоминание переменилось. Глаза матери превратились в изумрудные льдинки, и она усмехнулась, увидев надежду в моих глазах и услышав отчаяние в моем голосе. Шестнадцатилетняя я поникла. На глаза навернулись слезы.

«Разумеется, я не люблю тебя, Луиза. Ты – дочь моего врага. Ты была зачата во имя высшей цели, и отравлять эту цель любовью я не стану».

Конечно. Конечно, она не любила меня – даже тогда. Я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя, и сжала руку в кулак. Воспоминание рассыпалось золотой пылью, и его тепло хлынуло в Рида. На его волосы и одежду дохнуло жаром, и они высохли в один миг. Кожа его снова обрела краски, дыхание стало глубже. Когда я попыталась просунуть руку Рида в рукав рубашки, он приоткрыл глаза.

– Перестань отдавать мне тепло своего тела! – рявкнула я, яростно натягивая рубашку ему на живот. – Ты сам себя убиваешь.

– Я… – Он оторопело поморгал, оглядывая кровавый пейзаж вокруг. И снова побледнел при виде мертвых братьев.

Я взяла его за щеки и повернула к себе.

– Смотри на меня, Рид. Не на них. Ты должен разорвать узор.

Рид уставился на меня широко распахнутыми глазами.

– Я… Я не знаю как.

– Просто расслабься, – мягко проговорила я, убирая волосы с его лба. – Представь себе нить, которая связывает нас, и просто… отпусти ее.

– Отпустить. – Рид хрипло хохотнул, вот только ему было совсем не смешно. – Ладно.

Качая головой, он закрыл глаза и сосредоточился. Спустя долгое мгновение тепло, что пульсировало между нами, сошло на нет и сменилось жгучим холодом, который окутывал нас.

– Хорошо, – сказала я, чувствуя, как этот холод пробирает меня до костей. – А теперь расскажи, что случилось.

Рид резко распахнул глаза, и в этот короткий миг я успела увидеть в них вспышку искренней, неподдельной боли. У меня перехватило дыхание.

– Они не хотели отступать. – Рид тяжело сглотнул и отвел взгляд. – Ты умирала, я должен был вытащить тебя на берег. Но они нас узнали и ничего не хотели слушать…

Так же быстро, как и появилась, боль в его глазах исчезла. Погасла, как пламя свечи. Ей на смену пришла тревожная пустота.

– Кто-то должен был погибнуть… или они, или ты.

Воцарилось молчание. Безрадостная истина обрушилась на меня, словно обухом ударив по голове.

Риду уже не впервые приходилось выбирать между мной и другим человеком. Уже не впервые он замарал руки кровью своей семьи, чтобы спасти меня. Боже мой.

– Конечно, – затараторила я до омерзения беззаботно, улыбаясь до омерзения широко и слишком быстро кивая. – Все в порядке. Все хорошо.

Я вскочила и протянула Риду руку. Рид помедлил секунду, глядя на нее, и у меня упало сердце. Но я только улыбнулась еще шире. Конечно, он не решится так легко меня коснуться. И не только меня – кого угодно. Он только что пережил нечто страшное, впервые с Модранита использовал колдовство и с его помощью навредил своим братьям. Разумеется, ему тяжело. Разумеется, он не хочет, чтобы я…

Я отбросила непрошеную мысль прочь, съежившись так, будто она меня укусила. Но было поздно. Яд сомнений уже проник мне под кожу и стал растекаться по телу. Чувствуя это, я отрешенно смотрела, как безвольно опадает моя рука. В последний миг Рид успел поймать ее и крепко сжать.

– Не надо, – сказал он.

– Что не надо?

– Думать о том, о чем ты думаешь сейчас.

Я хохотнула, подыскивая остроумный ответ, но не нашла его. И просто помогла Риду встать.

– Пойдем обратно в лагерь. Не хотелось бы разочаровать твою матушку. Она уже наверняка слюнями истекает, мечтая поскорее поджарить нас с тобой на вертеле. И знаешь, я, может быть, даже буду не против. Хоть погреемся наконец.

Он кивнул, все еще пугающе бесстрастно, и молча натянул сапоги. Мы уже пошли назад к Яме, когда я застыла, краем глаза заметив какое-то движение.

Рид огляделся.

– В чем дело?

– Ни в чем. Давай ты пойдешь, а я догоню?

– Ты шутишь?

Снова движение, на этот раз уже заметнее. Моя улыбка, все еще слишком широкая и веселая, исчезла.

– Мне нужно в туалет, – заявила я хладнокровно. – Посмотреть желаешь?

Рид вспыхнул, закашлялся и втянул голову в плечи.

– Э… нет. Я подожду… вон там.

Он убежал за большую ель, даже не оглянувшись. Я посмотрела, как Рид уходит, удостоверилась, что он скрылся из виду, а затем направилась к источнику шума.

У самого края заводи лежал, с мольбой глядя на меня, последний, еще живой шассер. Он до сих пор сжимал в руках балисарду. Я опустилась на колени рядом с ним и, чувствуя тошноту, вырвала клинок из его замерзших пальцев. Разумеется, Рид не забрал балисарду у него или у остальных. Он бы не перешел эту черту. И неважно, что позднее ведьмы могли найти здесь их тела и забрать зачарованные клинки себе. Для Рида лишить своих братьев самой их сущности перед смертью было немыслимо, даже хуже, чем просто убить их.