Книга Веснушка, страница 43 – Сесилия Ахерн

– Из-за того, что я сказал о пяти людях? – спрашивает он.

– Нет. До этого. Я переехала в Дублин из-за нее. Хотела встретиться с ней.

Его глаза округлились.

– Она живет в Малахайде?

– Карменсита Касанова, – говорю я. Сердце забилось чаще, стоило произнести ее имя вслух. Признаться. Раскрыть семейную тайну, доверить ее этому огромному жестокому миру.

Он хмурится, я вижу, что имя ему знакомо.

– Касанова, – говорит он, – салон красоты.

– Да, она им владеет. Только не смей говорить ей ни слова обо мне, она не знает, кто я. Кто я на самом деле. Я говорила с ней трижды, – объясняю я. – Первый раз она поздоровалась со мной, второй раз заметила, как я проверяю ее разрешение на парковку, и испугалась, что я выпишу штраф. Она вышла из салона. У меня дыхание перехватило, я не знала, что сказать, выставила себя полной идиоткой, два слова не могла связать.

Я морщусь, вспоминая, что я тогда бормотала.

– А третий раз? – спрашивает он.

– Третий раз она сказала, – я стараюсь изобразить испанский акцент, – льет как из ведра, чудесная погода, если ты утка. Я четко слышу ее голос в голове. Слышу его в дождливые дни, снова и снова.

Он улыбается.

– Мило, – говорит он. – Сколько ты здесь живешь?

– Шесть месяцев.

– И она до сих пор не знает, кто ты?

– И ты туда же. Дома все меня спрашивали про нее. Папа, друзья, мой бывший.

– Это его идея, чтобы ты поехала в Дублин? – спрашивает он.

– Моего бывшего? Нет, я рассталась с ним, чтобы переехать сюда. А теперь он трахается с моей лучшей подругой.

Он смеется, затем извиняется:

– Я имел в виду твоего папу.

– А. Перед отъездом я спросила его, что он думает по этому поводу. Правильно ли я поступаю, а он ответил, что, скорее всего, нет.

– Значит, он честно говорит то, что думает.

– Это точно.

– Я рад, что ты порвала то письмо, – говорит он. – Не знаю, что ты написала, но вряд ли это лучший способ общения – ты так и не узнаешь, прочитала она письмо, доставили его или нет, слишком много переменных. Так что ты не зря мучаешься похмельем. Но я тебя понимаю, нельзя просто зайти в салон и сказать, привет, я ваша дочь. Ладно, – он барабанит пальцами по своим кроссовкам «Прада», – давай-ка мы подумаем, как это лучше сделать.

Я улыбаюсь этому «мы».

Он внимательно смотрит на меня, наши лица так близко.

– Ты похожа на нее? – спрашивает он и будто сравнивает мои черты лица, пристально всматриваясь в него. У меня мурашки бегут по коже от его взгляда. – Ты не думала, что она сама догадается, кто ты? – спрашивает он. – Я видел ее пару раз. Ты похожа на испанку. Да и возраст.

Я молчу.

– Говори уже, – говорит он.

– Откуда ты знаешь, что я хочу что-то сказать? – спрашиваю я удивленно.

– Ты всегда что-то хочешь сказать, – говорит он.

– Хорошо. Некоторые видят себя в других людях, свои сходства, а некоторые видят только отличия. Думаю, она вряд ли увидит себя во мне. Но как раз поэтому я думала, что она сразу узнает меня. Потому что, когда я смотрю на себя, я не вижу ее, я вижу папины веснушки.

– Рустер, малыш. – Дверь распахивается, и вбегает Джаз. – Привет. – Она смотрит на нас, на диване, голова к голове, губы еще ближе, ничего плохого мы не делаем, но сцена подозрительная. У нас очень личный разговор о том, как мне лучше поговорить с мамой, которая бросила меня много лет назад, без эмоций никак не обойтись. Мне плевать, особенно после того, как она назвала его малышом, и это подтверждает, что они вместе, – так предсказуемо и противно. Она ни черта не делает, зато она секси. Иначе зачем ее тут держат. Он выпрямляется, будто его застали за чем-то постыдным. Делает вид, что все хуже, чем на самом деле.

– Я как раз показывал Аллегре нашу новую игру на выживание, – говорит он нервно, кивая на экран, где игра стоит на паузе, и в его голосе столько желания угодить. Смех, да и только.

Она смотрит на меня. Я улыбаюсь.

– Мне нравится, – говорю я. – Хотя будет лучше, чтобы внутренности вываливались из трупов и взрывались.

Он едва сдерживает смех, потому что он ничего не говорил про взрывающиеся внутренности.

– Представляешь, Кэти и Гордо женятся, – говорит она, будто сама не верит своим ушам. – Женятся, черт побери. – Она садится на подставку для ног перед ним, ее длинные блестящие ноги обхватывают его ноги. – И знаешь, где будет свадьба?

– Не знаю.

– Рустер, угадай.

– Она вроде из Келлса, значит…

– На Ибице, малыш, – говорит она, чуть ли не пританцовывая от радости, приоткрыв ротик в молчаливом восклицании. Мне противно, да и на работу пора.

– Спасибо за экскурсию, Тристан, – говорю я, поднимаясь.

– Тристан, – повторяет Джаз насмешливо. – Никто не называет его так. Только мама.

– Что ж, она знает, что делает, правда, – говорю я весело, – к тому же Рустер уже вырос, и имя ему полагается взрослое. – Я смотрю на него. – И напомни Джаз, во сколько ее ждут на маникюр. – Я беру коричневую папку, которую незаметно для себя он носил из комнаты в комнату, с тех пор как ответил на звонок. – Ах да, не забудь отправить вот это. – Я бросаю папку на стол.

Тристан заглядывает внутрь и достает бумаги. Это заявление на парковку.

– Джаз, – говорит он со вздохом.

– Не надо меня провожать, – говорю я.

– Круто. И не забудь свой светоотражающий жилет, – говорит Джаз.

Что за идиотский день.

Я никогда так не радовалась Пэдди, как в конце этого рабочего дня, когда он подъехал к автобусной остановке напротив церкви на Мейн-стрит.

– Запрыгивай. Что тут у нас? – говорит он, выглядывая из окна, обеспокоенно.

Очередь на автобус провожает меня взглядом, пока я сажусь к нему в машину.

– Похоже, они чем-то недовольны, Аллегра.

– Поверь мне, они очень недовольны, Пэдди.

– Что ты натворила?

Я вздыхаю.

– Какой-то парень припарковался на автобусной остановке. Я выписала ему штраф. Он стоял здесь четыре минуты с включенной аварийкой.

– Ну и правильно сделала.

– Я тоже так думаю, – говорю я. Но мне кажется, Пэдди не считает, что я права. Он из тех, кто обходит кафе и магазины, выискивая нарушителей, чтобы предупредить их, что время парковки истекло и ее надо продлить, вместо того чтобы выписать им штраф. В поселке любят Пэдди. А меня терпеть не могут, но мне все равно.

– Нечего их жалеть, этих выдумщиков, – говорит он. – Ты правильно поступила. Какое оправдание он выдумал?