Книга Судьба по книге перемен, страница 18 – Татьяна Устинова

Она чувствовала нечто вроде «врёшь, не возьмёшь!» и действовала по наитию, иногда совершенно безрассудно.

Она кое-как запихнула всё в рюкзак, прицепила его на плечо, схватила Вольку на руки и помчалась в подвал – в доме он был, она видела лестницу вниз. Вылезать из окна на первом этаже показалось высоковато.

Маня спустилась, постояла, прикидывая, где тут может быть помещение с окном, не сообразила и стала открывать все двери. В одной из комнат – ура! – действительно нашлось окно, довольно высоко под потолком, зато вполне приличное, пролезть можно.

Писательница Марина Покровская поискала, на что бы такое встать, подволокла к стиральной машине большой пластмассовый таз, забралась на машину, с трудом расшатала шпингалеты и распахнула створки. Прямо перед её носом оказалась серая садовая плитка. Маня вытолкнула наружу рюкзак, спустилась за Волькой – он ничего не понимал, сопротивлялся и вырывался, но Маня и его пропихнула на улицу, а потом выбралась сама, с усилием перевалившись через раму.

Вскочила, подхватила собаку и сиганула в ближайшие кусты.

Если она в плену, значит, должны быть сторожа!

И немного отдышалась.

В висках стучало.

Они сидели в кусте смородины, одном из многих, здесь была целая смородиновая аллея. За спиной – Маня оглянулась – густые колючие заросли малины. Справа, кажется, беседка или навес, отсюда не разглядеть, слева деревья и какое-то сооружение с красной черепичной крышей.

…Что делать дальше?

Есть сторожа или нет?

Маня ещё немного посидела, обливаясь потом – было очень жарко, – потом осторожно выглянула, стараясь выискать калитку или прогал в заборе, но ничего такого не обнаружила.

Волька вопросительно смотрел на неё крохотными свинячьми глазками.

– Ищи выход! – шепотом велела ему Маня. – Где выход?!

Пёс словно этого ждал! Он ринулся вбок, вдоль смородины, загребая короткими упористыми лапами и сильно натягивая поводок. Маня, не решаясь встать во весь рост, поползла за ним на четвереньках. Они промчались по смородиновой аллее. Рюкзак съехал Мане на затылок и больно бил по шее, бегать на четвереньках она не умела, пёс тянул.

Он привёл хозяйку прямиком к дырке в заборе. Здесь сетка была отогнута и подвёрнута, словно в дырку много раз лазали.

Маня тоже пролезла, сильно ободралась, зашипела от боли, вскочила на ноги и помчалась.

С левой стороны сверкала большая вода – кажется, всё-таки залив, – справа были огороженные участки, а Маня всё мчалась. Только добежав до какой-то лужайки, она перешла на шаг.

Кажется, выбрались!..

Маня с трудом дышала и вытирала лоб сгибом локтя.

Только вот… где они? Как узнать?

Она вытащила было телефон, чтоб включить навигатор, и с досадой засунула его обратно – от него никакого толку!..

Заборы, мимо которых она пробежала, были роскошные, «миллионные», как определила для себя Маня. Решиться и позвонить в калитку?

Впереди на дороге замаячил велосипедист.

Маня бросилась было прятаться в кусты, но сообразила, что одинокий велосипедист не может быть уж слишком опасным.

– Извините, пожалуйста!

Если бы только Маня Поливанова знала, в какую сторону повернёт судьба после того, как она решится окликнуть человека на велосипеде, она бы сто раз подумала! И, возможно, всё сложилось бы иначе…

Но она окликнула.

Велосипедист подъехал поближе и оказался авантажной дамой средних лет. Та подрулила к Мане и лихо соскочила с седла.

– Вы не скажете, где мы находимся? – умоляющим голосом начала Маня. – Я… гуляла и заблудилась.

Если дама и удивилась, то виду не подала.

– Вот эта улица называется Приморская аллея.

– А… город где?

– Город? – переспросила дама. – Какой город?

– Петербург, – обреченно вымолвила Маня.

Дама немного поразглядывала её – грязные джинсы, расцарапанные руки, футболка в пятнах – и вдруг объявила:

– Я вас знаю! Вы писательница Покровская! Сегодня на втором канале я смотрела передачу, где вы рассказывали, как начали писать и где берёте сюжеты!

Маня, ненавидевшая оба эти вопроса лютой, неподдельной, жгучей ненавистью, так обрадовалась, заслышав их, что засмеялась от счастья.

– Это я! – воскликнула она ликующим голосом. – Я писательница Покровская!..

– А я большая ваша поклонница, – объявила дама. – Особенно люблю роман «Большая четвёрка»! И «Всё ничего», конечно!

Маня совершенно потерялась от счастья.

– Так вы города перепутали, Марина? Здесь Петербург вокруг, вы на островах. Вон там Крестовский, а дальше Каменный. Самый центр!

– Господи помилуй, – пробормотала Маня. – Как я сюда попала?

– Всякое бывает. – Дама засмеялась. – А куда вы шли? Когда попали сюда?

– В «Асторию», – призналась Маня.

– О, это совсем даже неблизко! Какая у вас милая собака.

– Да? А все говорят, на свинью похожа.

– Немного есть, – согласилась дама. – Если хотите, муж вас подвезёт. Он как раз собирается поехать по делам. Вон наш дом. Хотите?

Ещё бы Маня не хотела!

Новая знакомая весело болтала о чём-то приятном и не требующем ответа, до дома было рукой подать, и Маня успокоилась немного.

– Проходите, проходите! Может быть, кофе? И воды милой собаке?

За забором – «миллионным», конечно, – простирался натуральный сад Тюильри. Идеальный газон, фонтаны и поливалки, купы роз и поздних пионов, жужжание пчёл и, возможно, шмелей, ароматы лаванды и, кажется, настурций. Кто их знает!

– Поля! – загремел откуда-то мощный бас. – Полина?! Ну, где ты ходишь?! Мне давно пора!

– Это возвещает мой муж, – сообщила дама. – Дюша, смотри, какая у нас гостья!..

Из-за угла ближнего к забору небольшого дворца – по всей видимости, это был гараж – выдвинулся… кентавр.

Верх у него был похожий на человеческий – голова, огромная бородища, геракловы плечи. Низ – хромированная, сверкающая громадина на широких колёсах.

Копытами в остроносых «казаках» кентавр попирал плитку.

Машина разбрызгивала во все стороны нестерпимые лучи.

– Здрасьте, – безо всякого интереса поздоровался мифический герой человеческим голосом.

– Добрый день, – пролепетала Маня, а Волька вопросительно гавкнул и немного сдал назад.

– Ты что, не узнаёшь?! Это Марина Покровская, наша любимая писательница! Мы утром передачу смотрели!

Кентавр просиял:

– Точно! – подъехал поближе на своём сверкающем буцефале и сунул Мане руку в перчатке с обрезанными пальцами. На каждом пальце красовался увесистый перстень. – Эдуард!.. Для своих Дюша-Слон.