Книга Лесная ведунья 3, страница 33 – Елена Звездная

Хотел было Агнехран сказать что-то, очень хотел да не стал — лишь побледнел сильнее и промолчать себя заставил.

— Ты не тревожься обо мне, — попросила тихо, — и за целителя и за гипс спасибо тебе, так лучше, и заживет быстрее и почти не больно уже.

А он ничего не сказал, лишь челюсти сжал, да так, что на скулах желваки обозначились.

— Не гневайся, не стоит… — прошептала ему.

Глаза прикрыл на миг, голову опустил, дышит тяжело.

Потом резко голову вскинул, глаза темные сильнее потемнели, сглотнул нервно, да и спросил:

— Ты ела сегодня?

Странный вопрос, но все равно ответила:

— Да, лешинька покормил, вот только ушел.

Кивнул Агнехран, ответ принимая, да следующий вопрос задал:

— Лежишь на чем?

Посмотрела с недоумением на пол — на чем-то лежала, а на чем?

— На чем-то, — ответила, пытаясь определить на чем.

— Понял, сейчас, — быстро сказал охранябушка.

Поднялся, из поля зрения моего исчезая, и так тоскливо стало, так одиноко, чуть слезы на глаза не навернулись. Но тут вернулся он. Сел за стол обратно и мне приказал:

— Руку протяни, коснись блюдца.

И усомниться бы мне, не доверяться, но в глаза его синие взглянула и протянула, руку-то. А он молча сунул мне сверток тугой, и вытащила я покрывало. Да не простое — легкое как пух, теплое как от печи тепло сухое, ласковое. Закуталась в него как могла, легла, глаза закрыла — хорошо так, только вот сил уже не осталось, поспать бы.

— Веся, не спи, — попросил так, словно взмолился.

Я себя заставила глаза открыть.

— Соберись, не ведаю, как сил у тебя еще хватает на то чтобы жить да дышать, только, Веся, еще мне от тебя одно усилие потребуется.

Кивнула молча, глаза изо всех сил, но открытыми держать пытаюсь.

— Это травы, — Агнехран потянулся, да придвинул к блюдцу пузырьки с настоями разными. — Никакой магии, ничего волшебственного, только травы.

Да придвинул он то, что давно рядом было. Что наготове, видать, держал. Что…

— Охранябушка, а ты спал то вообще? — спросила встревожено.

Одним взглядом он мне ответил. Только взглядом, но таким, что ясно стало — не спал. Ни секунды не спал. Меня ждал. Подготовился вот и ждал. Все это время.

— Тут три травы — зверобой, девясил, гуарана. Сам варил, сам дозу рассчитал. Выпей сразу.

И пузырек мне протянул.

Затем замер, словно забыл что-то, или только сейчас понял. На меня посмотрел, на руки мои слабые, да быстро из пузырька пробку вынул, и открытый уже мне передал. Улыбнулась заботе такой, когда даже в мелочах позаботился, и ни спрашивать не стала, ни сомневаться. Как есть взяла, кое-как приподнялась, да все до дна пусть и с трудом, но выпила.

О том, что на пол рухнула, поняла, лишь когда покатилось что-то прочь звеня.

Тогда и глаза открыла, и догадалась что сознание потеряла, пусть и на миг, но потеряла, и что пузырек укатился куда-то в темноту и не доползу я до него. Ну, так если подумать, доползла бы, только стон глухой, полный отчаяния и бессилия заставил вспомнить, что не одна я тут. С трудом на бок повернулась, на бледного, такого бледного, что и смотреть страшно Агнехрана посмотрела, а он с таким отчаянием в ответ, что захотелось яблоко от блюдца забрать, связь прерывая.

— Нет, только не это, Веся, — простонал, словно понял, о чем думаю.- Да, тяжело тебя видеть такой, спорить не буду, но не видеть тебя, от неизвестности подыхать, оно в сотни раз хуже. Не прерывай связь, я же с ума сойду.

И я не стала.

Легла как смогла, в плед пуховой закуталась, да на охранябушку посмотрела, а в голове словно шум нарастает, но и легче становится, тепло в груди разливается. Хорошие он травы подобрал, правильные, только вот:

— Значит, сам варил? — спросила шепотом.

— Сам, — глухо ответил, сглотнув судорожно.

Усмехнулся с горечью какой-то странной и добавил:

— Знаешь, для себя бы не стал, у целителя взял бы, а для тебя… тебя доверить никому не смог. Ты прости.

— За что? — и в правду не поняла.

— Горькое вышло, — объяснил Агнехран. — Знаю, что гадость, сам пробовал, но смягчить горечь не рискнул. Прости.

Улыбнулась ему, а сама только сейчас поняла — и в правду горько, очень горько, но согрелась вот, и глаза открытыми держать уже не так трудно.

— Ты улыбнулась, — тихо произнес охранябушка, на меня глядя, — счастье мое, я на твою улыбку готов смотреть вечно.

— А я в твои глаза, — не знаю, почему сказала.

Как-то само вырвалось, непроизвольно совсем. И взгляд отвела быстро, и поняла вдруг, что лежу не знаю в каком виде, волосы не чесаны, умываться то умывалась, леший помог, а вот волосы встрепанные, да и сама не лучше, и…И что же это я делаю? И как-то сразу стыдно стало, и смутилась, и что ж творю-то, нельзя же так! И…

— Глаза не совсем мои, — вдруг произнес Агнехран.

И я о сомнениях своих всех разом позабыв, удивленно на него посмотрела.

— Они когда-то голубые были, — продолжил маг.

Вроде так спокойно продолжил, размеренно, а сам что-то искал судорожно, перебирал в ящике стола своего.

— А… а потом что? — спросила, любопытства не сдержав.

— А потом намудрил с заклинанием ночного зрения… да где ж она, чтоб ее! — непонятно на что выругался.

— И что, в темноте видишь? — я поудобнее легла, руку под голову положила.

— Не так как хотелось бы, — он все еще искал что-то. — Но лучше, чем прежде. А, вот!

И достал из стола коробочку. Размером с ладонь, золотой лентой красиво перевитую. Подарочная упаковка была, такую покупают в подарок, подарком и вручают. В особенно дорогих магазинах подарки именные делают, вот и на тут поверх коробочки было выгравировано «Для Веси». Глянул маг на гравировку, на ленту золотую, на меня никакую, да одним движением порвал и обертку, и ленточку. Крышку снял, и мне открытую коробочку протянул.

— Осторожно, не рассыпь, — попросил, видя как руки у меня дрожат.

И я осторожно. Осторожно взяла, осторожно на пол положила и дыхание задержала, увидев, что внутри оказалось.

Это был мармелад.

Ягодный, очень дорогой, очень полезный, очень… для меня. Совсем весь для меня. Где каждая мармеладка была из тех ягод и фруктов что я люблю. Малина, земляника, яблоко, смородина, морошка.

— Спасибо, — прошептала, стараясь слезы навернувшиеся сдержать.

— На здоровье, — очень тихо, ответил он.

На него я не смотрела, казалось взгляну только и слезы сами с ресниц покатятся, так что на мармелад смотрела, выбирая. Выбрала яблочный…Да зря видимо, был у него привкус горечи. Горечи по загубленной мною посаженной яблочной роще, что пришлось погубить мне же. Больно…