Книга Свои и чужие, страница 67 – Евгений Мисюрин

Подошёл неизвестный мне пожилой мужчина с белыми треугольными бакенбардами, долго прокашливался, и, наконец, решился.

— Мистер Сухов…

— Моя фамилия Стрин, — я достал АйДи и помахал у него перед носом.

— Простите. Я думал, вы — Геннадий Сухов.

Чего я на него взъелся, пронеслось в голове. Мужик ни в чём не виноват.

— Извините. Сухов — это тоже я.

— Так как к вам обращаться? — с сомнением посмотрел на меня собеседник.

— Сухов — вполне приемлемо. Что вы хотели сказать?

— Меня зовут Ланселот Макаллен. Я маркшейдер.

— И что вы здесь делаете?

— О, мистер Сухов, это длинная история. Но кончилась она хорошо, — он бросил взгляд на крест, и закашлялся. — То есть, я не то хотел сказать. Не хорошо, конечно, не хорошо…

— Давайте ближе к делу, мистер Макаллен, — во мне снова закипала злость.

— Да. Полковник Окочукво, да и все остальные, предположили, что теперь вы не захотите здесь остаться. А прииск кто-то должен разрабатывать.

— Вам тоже нужна моя шахта? Один, вон, из штанов выпрыгивал, чтобы её отобрать. И что? Лежит сейчас с пулей в затылке.

— Нет, мистер Сухов. Никаких захватов. Я просто хотел…

— Где у вас радио?

— Там, — он недоуменно показал на вагончик, над которым торчала загогулина направленной антенны.

Я поднялся и решительным шагом зашагал в сторону городка. Макаллен семенил следом. Возле вагончика я с удивлением увидел бойца Русской армии. Он отдал мне честь, и представился.

— Сержант Серых.

— Сержант, с кем я могу отсюда связаться?

— А вам с кем надо? — совершенно не по уставу ответил он.

Я решил не обращать внимания. Не на плацу.

— В Лумумбу могу радировать?

— Капитан Бобров на третьем канале. Но там через ретранслятор, разговор с задержкой до двадцати секунд.

— Спасибо сержант.

Бобров ответил мгновенно, будто ждал.

— Бобёр, — без приветствия сказал я. — Это Струна. Сообщи наверх, что я хочу передать шахту в кратере Сухова в распоряжение Русской Республики.

Сначала я думал, что это задержка такая долгая, но, когда в динамике раздались глубокие вздохи, понял, что Серёга просто не может подобрать слова.

— Струна, прости. Я не смог тебе сказать. Не нашёл смелости.

— Ладно. Ты про шахту понял?

— Я-то понял. Ты уверен?

— Абсолютно. Конец связи.

Я повернулся к молчаливо стоящему за плечом Макаллену, и сообразил, что тот ничего не разобрал. Говорили-то мы по-русски. Поэтому просто указал на стоящего в дверях Серых и пояснил.

— Вот, с ними теперь договаривайтесь. Я передаю шахту в распоряжение Русской Республики.

И вышел мимо застывшего маркшейдера.

На улице меня поджидал доктор Семёнов. Что же они все на меня накинулись, зло подумал я, но всё-таки повернулся к Андрею Александровичу, и вопросительно поднял подбородок.

— Идём, — коротко скомандовал он и зашагал в сторону каньона. Я молча поплёлся следом.

Не говоря ни слова, мы прошли вдоль реки, и оказались в странном месте. Часть деревьев была повалена, часть расколота, а на немногих целых не осталось ни одного листика. Прямо передо мной валялся булыжник, весом не меньше центнера, расколотый пополам.

Доктор дал мне время всё осмотреть, потом достал из кармана какой-то прибор, и сделал пять шагов вперёд. Устройство истошно заверещало.

— Как ты это сделал? — спросил Семёнов.

— Что? — не понял я.

— Здесь никогда не было эфиропотока. После твоей истерики, согласен, вполне обоснованной, весь лес на пятьдесят метров мёртв, а из земли бьёт мощный фонтан эфира. Ты понимаешь?

Я помотал головой.

— Гена, — доктор подскочил ко мне и потряс меня за плечи. — Мы же теперь можем в нужном нам месте посадочную площадку сделать! Даже если это временно, сели, взлетели, а там пусть пропадает. Надо будет — ещё сделаем.

— Андрей Александрович, — раздельно сказал я. — Надеюсь, вы помните, при каких обстоятельствах появился этот поток?

— Да, Гена, да. Но не думай, никто не собирается вторично подвергать тебя подобным переживаниям. Мы всё тщательно исследуем, и научимся вызывать подобный эффект без душевных потрясений. Я предлагаю тебе лететь со мной.

Это у меня горе, а у остальных жизнь продолжается, печально подумал я.

— Гена! — с воодушевлением воскликнул Семёнов. — Вы поймите, что сейчас никак нельзя зацикливаться на вашем горе. Иначе всё может кончится не просто депрессией, а даже паранойей. Вам следует найти себе серьёзное, важное занятие. Такое, которое будет занимать все ваши мысли и всё время. И я предлагаю вам именно то, что нужно. Решайтесь.

Я представил себя, сидящем на камне возле креста, заросшего, грязного и голодного. Будто мне в жизни ничего уже не надо, кроме собственной печали. Картина получилась страшная. Тогда я махнул рукой, и сказал:

— Поехали.

Волгоград 2017.