Книга Кровавый рыцарь, страница 49 – Грегори Киз

Это казалось странным отступлением от темы разговора, но Стивен послушно ответил:

– Пленные под началом Виргеньи подняли восстание, – ответил он.

– Да, конечно, – довольно нетерпеливо сказал фратекс. – Но даже из наших скудных записей мы знаем, что до этого были и другие восстания. Почему рабы, которых возглавила Виргенья Отважная, одержали победу, в то время как все остальные потерпели поражение?

– Святые, – уточнил Стивен. – Святые встали на сторону рабов.

– И снова: почему тогда, а не раньше? – спросил фратекс.

– Потому что те, кто поднимал восстания до этого, оказались недостаточно набожны, – проговорил Стивен.

– Понятно. Этому ответу тебя научили в колледже Рейли? – поинтересовался фратекс.

– А есть другой?

Фратекс Пелл благожелательно улыбнулся.

– Если учесть все, что ты узнал после того, как покинул колледж, что сам ты об этом думаешь?

Стивен вздохнул и кивнул. Потом закрыл глаза и потер виски, пытаясь сосредоточиться.

– Я ничего об этом не читал, но кажется очевидным, что Виргенья Отважная и ее последователи прошли священными путями. Их сила, оружие…

– Да, – сказал фратекс. – Но что лежит за пределами очевидного? Скаслои тоже владели колдовством – и могучим. Оно было дано им святыми?

– Нет, разумеется, – ответил Стивен.

– Ты уверен?

– Скаслои поклонялись древним богам, которых победили святые, – проговорил Стивен, и лицо его просветлело. – Вероятно, святые не помогали предыдущим восстаниям, потому что к тому времени еще не успели одержать верх над древними богами.

Фратекс Пелл улыбнулся чуть шире.

– А тебе никогда не казалось возможным, что скаслои и древние боги потерпели поражение одновременно?

– Думаю, это имеет смысл.

– Это будет иметь еще больший смысл, если принять, что скаслои и древние боги суть одно и то же, – сказал фратекс.

Стивен подумал немного и кивнул.

– Вполне возможно, – не стал спорить он. – Я никогда раньше не задавался этим вопросом, поскольку он звучит святотатственно. А я все еще стараюсь избегать подобных вещей, если могу. Но это возможно. Скаслои владели магией, которая… – Он нахмурился. – Не хотите же вы сказать, что скаслои получили свое могущество от святых?

– Нет, олух. Я хочу сказать, что ни древние боги, ни святые не существуют.

Стивен потрясенно заморгал. Неужели фратекс сошел с ума? Боль, потеря крови, удушье, душевная боль, которую причиняют неизлечимые телесные увечья…

Он заставил себя призвать к порядку разбегающиеся мысли.

– Но… я сам шел по путям паломничеств. И ощутил могущество святых.

– Нет, – немного мягче возразил фратекс. – Ты ощутил могущество. И это единственное, в существовании чего мы можем быть уверены. Остальное… откуда оно берется, почему действует на нас именно так, чем отличается от силы скаслоев… все это нам неизвестно.

– И снова, когда вы говорите «мы»…

– Ревестури, – проговорил фратекс Пелл.

– Ревестури? – переспросил Стивен. – Я что-то про них читал. Еретическое движение внутри церкви, опровергнутое тысячу лет назад.

– Тысячу сто лет назад, – уточнил фратекс. – Во время Сакаратума.

– Верно. Это была одна из многих ересей.

Фратекс покачал головой.

– Все не так просто. История часто рассказывает не о прошлом, а о настоящем. Она должна быть удобна тем, кто обладает властью в те дни, когда ее излагают. Я расскажу тебе кое-что про Сакаратум, то, что ты вряд ли знаешь. Это было больше, чем священная война, больше, чем волна обращений и освящении. В своей основе она была гражданской, брат Стивен. Две группировки, обладавшие равной властью, сражались за душу церкви: ревестури и гиероваси. Начало спора было чисто научным, конец – нет. Целые ямы были заполнены костями ревестури.

– Гражданская война внутри церкви? – удивился Стивен. – Но почему я никогда ничего об этом не слышал?

– На самом деле было два таких конфликта, – продолжал фратекс. – Во главе ранней церкви, по примеру Виргеньи Отважной, всегда стояла женщина. Первый фратекс Призмо захватил это место силой, женщин изгнали из иерархии и отправили в монастыри, лишив какой-либо власти и установив за ними тщательное наблюдение.

И весь мир Стивена перевернулся, когда фратекс заставил его взглянуть под иным углом.

«Почему же все это хранили в тайне?» – удивленно подумал молодой ученый.

– Получается… все, что я знаю, ложь? – спросил он.

– Нет, – сказал фратекс. – Это история. Вопрос, который необходимо задать касательно любой версии истории, звучит так: кому выгодна именно такая точка зрения? За тысячу лет – или две тысячи – интересы власть имущих меняются, а с ними вместе меняются и исторические хроники, на которых держатся троны.

– В таком случае не следует ли мне спросить, кому выгодна ваша версия событий? – спросил Стивен, возможно, слишком резко, но ему было все равно.

– Разумеется, – ответил фратекс. – Но помни, существует еще и безусловная истина, события, которые действительно происходили. Подлинные факты, реальные тела в земле. Если ты узнал о некоторых искажениях, это не значит, что в мире нет ничего настоящего; это всего лишь требует от тебя отыскать метод, который поможет раскрыть правду, вычленить ее из массы лжи.

– Я никогда не был настолько простодушен, чтобы верить всему, что слышу, сказал Стивен. – В священных стенах всегда случались диспуты, и я принимал в них участие. И дело не в том, чтобы услышать и поверить, а в том, чтобы понять, каким образом каждое утверждение соотносится с целым. А если мне говорят нечто, противоречащее всему, что мне известно, я подвергаю это сомнению.

– Но разве ты не замечаешь? Это всего лишь использование одного сомнительного источника – или, того хуже, нескольких, – чтобы оценить другой. Я спросил тебя про восстание против скаслоев, отправную точку нашей истории, и что, по сути, ты мне ответил? К каким источникам ты можешь меня отослать? Откуда ты знаешь, что тебе сказали правду, а не извратили ее, чтобы подтвердить свои измышления? А как насчет событий прошлого года? Ты знаешь, что они действительно происходили, и часть видел собственными глазами. Как это соотносится с тем, чему тебя учили?

– Первоисточники, относящиеся ко времени восстания, утеряны, – сказал Стивен, пытаясь отмахнуться от главного вопроса, ответив на второстепенный. – Мы доверяем тому, что имеем, потому что ничего другого нет.

– Понятно. Значит, если ты запрешь в комнате трех человек с ножом и мешком золота, а потом снова откроешь дверь и обнаружишь там двух покойников, ты поверишь свидетельству оставшегося в живых только потому, что других очевидцев нет?