Онлайн книга «Право на одиночество»
|
Схватив бокал с вином, Громов выпил его залпом и закашлялся. – А ваша мама? Она… больше не вышла замуж? – Какое там, – Максим Петрович хмыкнул, – она до конца жизни от мужиков шарахалась, как от бубонной чумы. Не желала ни с кем разговаривать, кроме меня и брата, даже слесарей и электриков посылала на три буквы. Мама очень помогла нам с женой, когда родилась Анжелика, да и с Алисой тоже… С женой… я вздрогнула и отняла у Громова свою руку. Он немного удивлённо посмотрел на меня. – Наташа, что с вами? – Просто… немного жутко, – я даже почти не соврала. – Ваша мама уже умерла? – Да, три года назад. Громов смотрел на меня как-то странно. Словно понял, почему я отняла руку… но нет, этого просто не может быть. – Видите, Наташа… не каждому в жизни так повезло с родителями. А ваши были прекрасными. Я понимаю, вы скучаете по ним. Но нужно жить дальше. – Я и живу, – огрызнулась я, отодвигая пустую тарелку. – Живёте, – и Громов, воспользовавшись случаем, снова взял мою руку. – Но вы ничего не чувствуете, Наташа. Ваше сердце продолжает биться, но вы закрыли его от любых привязанностей, потому что больше не хотите испытывать боль от потери любимых. Вы как спящая красавица – да, вы живы, но… вы спите. – И что? – я не понимала, к чему он клонит. – Вам нужно проснуться. Проснуться… если бы я ещё знала, как. Но вслух сказала иное. – Зачем? – тихо спросила я. Громов, кажется, слегка удивился. – Зачем мне просыпаться? Родители – это единственные люди, которые никогда бы меня не предали. Но они ушли навсегда. Зачем мне просыпаться и открывать своё сердце кому-то ещё, постоянно ожидая, что он либо уйдёт, либо предаст? Я не выдержу больше… лучше не привязываться, не чувствовать, не любить… Он смотрел на меня с такой нежностью и таким сочувствием… И меня внезапно начало это бесить. Да и вообще, почему я тут рассуждаю о своей жизни со своим же начальником? – Максим Петрович, – я попыталась улыбнуться, кажется, получилось кривовато. – Пожалуйста, оставьте эту тему. Это моя жизнь, и я проживу её так, как мне хочется. В последний раз сжав мои пальцы, Громов убрал руку. Жаль… – Простите… я вас не обидела? – Нет, Наташа, – он покачал головой. – Мне не на что обижаться. Я вздохнула с облегчением. – Есть только одна вещь, которую я хотел бы вам сказать. Вы… всегда можете довериться мне. Я никогда вас не предам, обещаю. Я посмотрела в серые глаза Громова и поняла, что верю ему. Ночью мне снились родители. Мы вместе собирали землянику. Мне было всего десять, впереди ещё половина школьных каникул, а дома меня ждала интересная книжка… – Лизхен, Наташик, бегите сюда скорее! – кричал папа. – Здесь целая поляна!.. И мама, наклоняясь, срывала для меня землянику горстями. И я ела эти кисло-сладкие ягоды, прижимаясь губами к её ладони. Я проснулась со слезами на глазах… И в который раз пожалела, что не могла остаться в своём сне навсегда. Среда и четверг пролетели быстро. Вечер среды мы с Максимом Петровичем посвятили покупкам сувениров. Было очень забавно смотреть, как он выбирает подарки для жены и дочерей. И я сразу поняла, что Громов очень хорошо знает характеры своих близких. Судя по подаркам, старшая дочь и жена действительно похожи друг на друга, а вот младшая… Не представляю, как такие разные люди уживаются под одной крышей. – А как Анжелика и Алиса общаются между собой? – спросила я у Громова, когда он ходил из угла в угол в магазине с товарами из кожи. – Нормально, – хмыкнул мой начальник. – Они и не дружат, и не ссорятся. Слишком разные. Странное чувство согрело меня изнутри… Если Анжелика похожа на жену, а Алиса – на Максима Петровича… Получается, он с женой тоже – слишком разные? Хоть это чувство и грело меня, я понимала, что оно нехорошее, и поэтому постаралась отбросить ненужные мысли. Вечером в четверг мы уже должны были улететь в Москву. Ушли с выставки в два часа, поели, вернулись в отель, собрали вещи и отправились в аэропорт. Вылет был в шесть вечера. – Не жаль возвращаться? – улыбнулся мне Громов, когда мы входили в самолёт. Что я могла сказать… С одной стороны, было немного жаль… Особенно когда я понимала, что теперь не смогу столько времени проводить наедине с Максимом Петровичем, болтая о пустяках. После возвращения в Москву почти все наши разговоры будут о делах. А с другой – я хотела домой. Я соскучилась по Алисе, по своему дивану, по Светочке… – Немного, – в конце концов ответила я. Через полчаса мы взлетели. А ещё через три часа я сошла с трапа и, вдохнув полной грудью весенний московский воздух, поняла – я дома. Но домой в полном смысле этого слова я приехала уже за полночь. Мы с Громовым решили ехать в разных такси – он тоже торопился, и как ни не хотелось мне с ним расставаться, всё-таки пришлось позволить погрузить себя в отдельное такси. – Спасибо, Максим Петрович, – улыбнулась я ему на прощание, а потом, подумав, добавила: – Мне было очень хорошо с вами. Он улыбнулся и, наклонившись, легко коснулся губами моей щеки. – Мне с вами тоже, Наташа. Пожал мою руку и закрыл дверь машины. Ничего лишнего… Квартира встретила меня оглушающей тишиной. А затем… – МЯЯ-УУУ! И на меня откуда-то прыгнуло нечто серое и стремительное, чуть не сбив с ног. Я почувствовала, как острые когти впиваются в плечо. – Алиса, девочка моя хорошая!.. «Хорошая девочка», кажется, и вправду решила меня растерзать. В любом случае, оторвать кошку от себя я не смогла: когти Алиса запустила очень глубоко… кажется, куртку придётся выбрасывать. Ну и ладно. И я, стянув сапоги, шагнула в комнату и повалилась на диван вместе с Алисой. «Фыр-фыр-фыр», – урчала она мне на ухо. – Я тоже очень скучала, Алис. Я чуть не заплакала. Чёрт побери, в последнее время я стала чересчур сентиментальной… А на кухне меня ждала коробка конфет и красивая открытка, подписанная корявым Аниным почерком: «С возвращением, лягушка-путешественница! Хотела купить тебе цветочек, но потом вспомнила, что ты у нас баба ненормальная и цветы не любишь. Так что кушай конфетки, кушай и толстей, а то совсем отощала, позор! Схватить не за что! P.S. Позвони мне в пятницу – хочу увидеть тебя вечером в субботу. Отказы не принимаются!» Громко рассмеявшись, я открыла коробку с конфетами. Алиса сидела рядом, на стуле, и смотрела на меня совершенно очумевшими от счастья зелёными глазами. |