Книга Мальчик из спичечной коробки, страница 17 – Эрих Кестнер

А кое-кто, может быть, даже и рассердился бы. Но некоторые прохожие всё-таки смотрели на него во все глаза, хотя он их ни о чём и не спрашивал. Лицо его сияло, словно он только что выиграл автомобиль. Кроме того, он как-то странно себя вёл: то и дело вздрагивал и даже отскакивал в сторону, словно боялся, как бы его не раздавили. Хотя теперь перед его глазами мелькали лица, и шляпы, и шапки, а не ботинки и каблуки, как прежде. Вечная история со старыми привычками! От них труднее избавиться, чем от хронического насморка!

Но было и нечто ещё более странное в его поведении: он останавливался чуть ли не перед каждой витриной. И вовсе не из-за красивых вещей. Нет, он останавливался, чтобы поглазеть на отражение замечательного, как ему казалось, мальчика. Он смотрел и не мог насмотреться досыта.

При этом случалось, что кто-нибудь за его спиной произносил:

– Ну и осёл!

На сей раз это был мальчуган его возраста с волосами соломенного цвета. Спереди у него не хватало одного зуба.

– Это всего лишь десятая витрина, в которую ты на себя любуешься, – сообщил мальчуган. – Я таких обормотов, как ты, за всю свою жизнь ещё ни разу не видел. Ты поцелуй себя в зеркале. Или объяснись самому себе в любви.

Конечно, Максик разозлился. Но, с другой стороны, не мог же он, этот парень, знать всех обстоятельств дела.

– Отвяжись, – спокойно сказал ему Максик.

Но паренёк с соломенными волосами и не думал отвязываться.

– А шажочки-то у тебя словно у годовалого младенца, которого ходить учат. Дай-ка, пупсик, свою ручоночку, а то головку зашибёшь.

В Максике всё кипело.

– Сейчас ты получишь ручоночку! Вернее, ручоночкой по роже!

– Ой, испугался! – не унимался мальчуган. – Эх ты, пупсик, ходить не научился, а уж лезешь драться! Ха-ха-ха!

Максик не выдержал. Он закипел, как суп в кастрюле, размахнулся – и как влепит обидчику оплеуху! Тот так и присел на тротуар, держась левой рукой за щеку. Максик даже сам удивился.

– Прости, пожалуйста, – сказал он. – Честное слово, первый раз в жизни дрался!

И пошёл своей дорогой.

Кроме витрин, а вернее витринных стёкол, его ещё интересовали – и с каждой минутой всё больше – афишные тумбы.

Куда он ни бросал взгляд, всюду он узнавал себя. На афишах, правда, был изображён не тот обыкновенный мальчик, каким он был теперь, а Маленький Человек – ученик фокусника, крохотный помощник известного профессора Йокуса фон Покуса, с которым они вместе выступали в цирке «Стильке» и приводили публику в такой бешеный восторг. На всех плакатах был изображён Максик Пихельштейнер, но подписи к его портретам были какие-то ненормальные. Казалось, что афишные тумбы вынесли на улицу из сумасшедшего дома.

На одной рекламе он стоял, прислонившись к спичечной коробке (и коробка, и сам мальчик были в два метра длиною). Текст рекламы гласил:

На другом плакате он держал обеими руками огромную электробритву серебристого цвета. Надпись рядом нахально утверждала:

Максик подумал: «Что за чушь! Мне ведь ещё по крайней мере четыре года расти, пока на подбородке появится первый пух. Вот уж Йокус удивится, когда прочтёт этот вздор!»

Но и остальные плакаты были не лучше.

Странные люди! Чего только они не выдумывают, чтобы избавиться от своих товаров! Вот теперь они пытаются внушить прохожим, что Маленький Человек ведёт себя как взрослый. А ведь все знают, что он мальчик.

«Ну и бред! – подумал Максик. – Йокус совершенно прав, когда говорит, что у этих рекламных дядей нервы из канатов. Неужели действительно люди, прочитав такую рекламу, сломя голову помчатся в магазины покупать электробритвы, сигары и шампанское, которые им так настойчиво навязывают?»

Мальчик собрался было бежать дальше. Но тут его взгляд остановился на афише, которая была скромнее и меньше соседних и которую он чуть было не упустил из виду.

На афише не было пёстрых рисунков. Не было и фотографий. Но от текста, который он прочёл, его бросило в дрожь.

«Ой, какой ужас! – подумал Максик. – А вдруг сегодня среда, или суббота, или, может быть, воскресенье?! Только бы не опоздать к дневному представлению! Йокус даже не знает, где я!»

И он помчался, не чувствуя под собой ног.

В цирке посреди манежа сидел господин директор Грозоветтер, в белых перчатках и чёрном цилиндре, и читал газету.

Максик вихрем ворвался в цирк.

– Что горит? – осведомился директор, глядя поверх газеты.

– Простите меня, пожалуйста! – крикнул запыхавшийся мальчик. – Но я не знаю, среда сегодня или нет.

Директор поднял брови.

– А может, суббота? – продолжал мальчик. – Или воскресенье?

– Ты в своём уме? – рассердился директор. – Врываешься в цирк и спрашиваешь, не среда ли сегодня. Ты нарушаешь неприкосновенность жилища!

Потом он снова спрятался за своей газетой.

– Но господин директор Грозоветтер!.. – Максик стоял как громом поражённый. Почему этот человек был так недоброжелателен к нему, к новому любимцу публики?!

– Ты даже не знаешь, как меня зовут!

– Грозоветтер!

– Меня с самого моего рождения зовут Громовержец! – строго поправил его директор. – Понял? Не Грозоветтер, и не Километр, и не Сантиметр, а Гро-мо-вер-жец!

– Громовержец! – чуть слышно повторил Максик. Ему очень хотелось провалиться сквозь землю.

Но тут к ним подошёл наездник Галопинский и спросил:

– Что это вас так рассердило, господин директор Громовержец?

– Да вот мальчишка мне на нервы действует, – ответил директор. – Врывается на манеж, спрашивает, среда ли сегодня, и называет меня Грозоветтером!