Онлайн книга «Большое собрание сочинений в одной книге»
|
– Романтика, – говорю. – Интересно… – Очень даже, – говорю. – Она сейчас за адмиралом замужем. Адмирал мне кортик подарил… – Вот как бывает!.. – воскликнула Катя. – Что значит красота!.. Бросила сниматься, совершила вроде бы опрометчивый, легкомысленный шаг. Ринулась в романтику. Порвала с кино. Ан нет! Выходит замуж за адмирала… – Любопытная история, – сказал Картошин, – почему они все-таки разошлись? – Ах, – сказала Катя, – брось ты: почему да почему! Так надо! Она глубоко вздохнула и уставилась на стену. Я посмотрел туда же. Там на гвоздике висел значок. Тот самый. Первомайский. Она смотрела дальше. В пустоту. – Нет, почему же все-таки? – допытывался Картошин, уставившись на меня. Тут я ничего придумать не мог и сказал «не знаю». – Оставь ты в покое мальчишку, – сказала Катя, но он от нее отмахнулся. – Ну а вторая жена, – спросил Картошин, – как вы изволили назвать, живет с ним? Все нормально? В порядке? Да? – Красивая, – говорю, – очень… Исключительно поет. Зовут в оперу, а она не идет… – Но с ним она живет? – спросил Картошин, слегка раздражаясь. – А с кем же ей жить, – говорю, – конечно, с ним… Катя Картошина смотрела в пустоту. Картошин сказал: – Какая у него все-таки должность, вы не вспомнили? – Не могу, – говорю, – вспомнить. – Пока он не вернулся, вы нам что-нибудь еще расскажите, со стороны племянника видней… Я им всякую чушь понес. – Бывают, – говорю, – у него разные гости, наезжают сюда разные директора заводов, фабрик, предприятий, институтов, лечебниц и больниц и обсуждают разные вопросы. Пьют чай с вареньем «Роза»… Они даже посерели от моих басен. – …Был один министр с женой… Два мастера спорта, боксеры… – А как фамилия, не помните? – Нет. Одного вроде бы Николаем звали… Тяжеловес из Москвы… О! Вспомнил. Королев! Бритая голова, и пиджак по швам трещит, как повернется… А другого фамилию я никак не припомню… – А министра, министра как фамилия была? – Министра? Он весь вперед подался, очень хотел фамилию министра услышать. А я сморщил лоб, будто вспоминаю. – Ну, ну? – спрашивает. – Сейчас, сейчас… – Какой отрасли, отрасли какой? Я изо всех сил сморщился и говорю: – Забыл. – Что у вас за голова, простите, – разочарованно сказал Картошин. – Такой молодой – и такая память… Ваш дядя, насколько мне известно, не страдал этим изъяном. – А потому, что матери разные, я же вам объяснял. – При чем здесь матери! – завелся Картошин. – От вас ничего толком не добьешься, племянничек называется… Мне мысль в голову пришла культурненько от них отделаться. – Вы меня простите, – говорю, – мне нужно домой по телефону позвонить, я вас на минуточку оставлю. Звоню родителям, так и так, говорю, задержусь сегодня на работе, в парке крупное праздничное гулянье намечается, требуется усиленная реклама. Могу теперь сидеть хоть до утра. Пока мне денег не заплатят. …Появился Штора в обнимку с приятелем. Оба уже где-то заметно хватили. Несколько бутылок появилось на столе. – Мы слышали от твоего помощника, – сказал Картошин, – что у тебя тут министры заседают… – Ладно, ладно, – сказал Штора, звеня рюмками в буфете. Приятель вываливал в тарелки купленную закуску. – Что вы на меня уставились? – вдруг сказал Штора. Картошины действительно на него глазели, как будто он с того света или с луны свалился. Сидят на диване, держатся за руки как маленькие и глаз с него не спускают. Задал я им задачу! Вот-вот спросят, как фамилия министра. Вопрос их немного смутил. Поднимая рюмку, Штора сказал: – Я сегодня завершил почти полностью грандиозный эксперимент, мероприятие крупного масштаба, но это только часть моего плана… Картошины смотрели ему в рот. – За это и выпьем… И за встречу. – С летчицами знакомство заводишь, – сказала Катя, пригубляя из рюмки. – Налей-ка, Вася, – сказал Штора приятелю, не слушая ее. – Выполнение и перевыполнение плана есть насущная задача… Четкое решение задачи… Пошло, пошло, покатилось, подумал я. Все держали рюмки в руках, а он произносил тост. Рюмка его, между прочим, стояла на столе. – …Выпьем за успехи и за праздник! – закончил он. Я отказывался пить. Штора с Васей на меня наседали, заставляли, уверяли, ссылаясь на праздник (такой день и такое отношение!), на болезни (кто не пьет, тот скорее заболеет и умрет), не пьют только плохие люди, и курица пьет… Катя пыталась меня защищать. Картошин ее поддерживал. Но Штора им не давал рта раскрыть, тараторя без умолку. Только Вася ухитрялся каким-то образом вставлять словечки, находя паузы в потоке слов хозяина. Хозяин с Васей пили хорошо. Картошины пили плохо. Вася беспрерывно наливал. Хозяин беспрерывно говорил. Картошин испуганно отставлял свою рюмку. – Ты должен выпить, – твердил ему Штора, – ты уважай этот дом, ты слушай меня, по восточному обычаю, слушай сюда, Картошин… – Мне достаточно, – молил Картошин, – мне вполне достаточно, я больше не могу… Удалось прорваться со своим вопросом Кате: – А где пироги? Почему нет хозяйки? Штора ей не ответил. По самой простой причине. Хозяин закусывал. – Сейчас я вам прочту стихи! – воспользовался этим Вася. Глядя в тарелку, он начал: Вечность в вечности моей души,
Я могу прожить в глуши,
Но принцем…
Я могу прожить в тиши,
Но принцем…
Картошин потянулся к рюмке, немного отпил и поперхнулся. Вася после стихотворения «Принц» перешел на следующее стихотворение без названия: Могу я все, и все я не могу,
Туда иду я, не туда иду…
– Ерунда, – сказал Штора, – мы туда идем, мы все можем! Вася налил. Картошин накрыл свою рюмку ладонью, и Вася налил ему на руку. Катя сказала: – А мальчишке все-таки, я думаю, незачем сидеть со взрослыми, ему к родителям пора. Добрый дядя ему попался… |