Онлайн книга «Косиног. История о колдовстве»
|
Абите, хочешь не хочешь, пришлось опереться на буфет. – Это… это что же ты такое несешь? Уоллес ожег ее гневным взглядом. – Женщина… не суй носа, куда не след. Абита прикусила язык. Слишком уж хорошо она знала: женщинам вмешиваться в дела торговые настрого запрещено, таков закон. – Уоллес, – заговорил Эдвард, – пожалуйста, объяснись. Я тебя не понимаю. Уоллес злобно нахмурился, побагровел с лица. – Как тут еще ясней выразиться? Я отдал это хозяйство в залог. Ссуду под него взял. Прости, но не ожидал я, что дело вправду так обернется. – Но… какое ты имел право? Это моя земля. – Брат, все не так просто, и ты прекрасно об этом знаешь. – Что значит «все не так просто»? У нас… у нас ведь уговор. Я все платежи вносил вовремя. Остался всего сезон. Одно лето. – Так я и не говорю, что это справедливо. То, что стряслось с табаком, по отношению к нам тоже несправедливо. Думаешь, мне все это по душе? Я просто стараюсь со всеми по справедливости обойтись, насколько получится. Не только с тобой – со всеми нами. «Когда это ты, Уоллес, успел таким справедливым стать? – захотелось спросить Абите. – А справедливо ли было наследовать обе фермы только потому, что ты – старший из сыновей, а после вынуждать Эдварда выкупить у тебя эти жалкие акры в самой глуши? И цену назначить такую, что нам – хоть побираться иди? Пятьдесят бушелей кукурузы в сезон. Пятьдесят! Самое меньшее, вдвое, если не втрое дороже настоящей цены. Это, по-твоему, справедливо?» – Однако послушай, – продолжил Уоллес. – Выслушай до конца. Все не так скверно, как ты мог подумать. Я с лордом Мэнсфилдом кое о чем договорился. – О чем же? – Ты можешь остаться здесь. К чему тебе уезжать? Только платить будешь не мне, а Мэнсфилду. – Стало быть, последний платеж ему причитается? Уоллес уныло покачал головой. – Никакого последнего платежа, братишка. Земля и все прочее теперь у лорда Мэнсфилда в собственности. Будешь возделывать землю и каждый год отдавать ему половину урожая. – Как арендатор какой-то, – вполголоса проворчала Абита. Уоллес смерил ее злобным взглядом. – Я, Эдвард, замолвил за тебя словцо… положение объяснил. Лорд Мэнсфилд – он человек справедливый. Сказал, что готов обсудить условия, на которых со временем уступит землю тебе. – А срок какой? Уоллес пожал плечами. – Лет двадцать, пожалуй. «Двадцать лет? – подумала Абита. – Двадцать лет?! Эдвард, не позволяй ему с нами так обойтись!» Но Эдвард молчал, не поднимая взгляд от столешницы, словно не знал, что сказать. – И это нам еще повезло. Я старался, как мог, слово даю. Абиту затрясло. Пальцы сами собой сжались в кулаки. «Эдвард, ты что, не видишь, он же тебя дурачит! Всю жизнь дурачит!» Однако дело было ясное: сколько об этом ни тверди, Эдвард ничего такого не замечает. В людях, в том, что у них на уме, он разбирался из рук вон плохо и потому постоять за себя толком не мог, а ей оставалось только молча смотреть, как братец мужа снова и снова беззастенчиво этим пользуется. – Дело наверняка можно решить как-то иначе, – заговорил Эдвард. – К примеру, что, если мы оба каждый сезон будем выкладывать малость побольше, чтобы помочь тебе расплатиться? – Нет, я уже прикидывал. По-другому никак. «Не уступай, Эдвард», – подумала Абита, шагнув вперед. Эдвард, взглянув на нее, заметил ее возмущение. Ни слова не говоря, Абита яростно, страстно замотала головой. – Прости, Уоллес, – сказал Эдвард, – но это же твой долг. Просить меня о таком просто нечестно. Я ведь в хозяйство вложил все, что мог, а ты собираешься попросту взять да отдать мою землю. – Эдвард, чья это земля? – В каком смысле? – Братишка, – мягко, точно с ребенком, заговорил Уоллес, навалившись на край стола, – я уж, как мог, старался разговор повернуть так, чтоб тебя не обидеть, ведь оба мы знаем: ты у нас не всегда способен по-крупному соображать. Однако ты заставляешь меня говорить напрямик. Чья это земля? – Ну, тут все не так просто. Земля… – Тут все – проще некуда, – твердо сказал Уоллес, – только ты этого не можешь понять. В купчей на землю чье имя значится? – Э-э… ясное дело, твое. – Вот. А значит, земля – моя собственность, и, таким образом, может пойти – и пойдет – в уплату моих долгов. Вот так-то. Проще некуда. «Ну нет, – подумала Абита, – все не так просто, Уоллес Уильямс. Ты сделку насчет этой земли заключил, а теперь, когда нам остался всего сезон до полной расплаты… вон что затеял? Думаешь, так просто назад все и заберешь?» – Нет! – выпалила она вслух. – С чего это долг надо Эдвардовой землей отдавать? Как насчет… как насчет твоей собственной земли, Уоллес? Уоллес поднялся на ноги, похоже, готовый отвесить Абите затрещину. – Отчего эта женщина разговаривает? – Абита! – прикрикнул на нее Эдвард. – Хватит. Пожалуйста. Извини Уоллес. – Довольно я терпел ее выходки. – О ней я позабочусь сам. А вот это дело… оно огорчает всех нас. И ты должен согласиться: вопрос вполне справедлив. – Какой вопрос? – Отчего ты взял ссуду не под собственные акры? – Ты все еще не понимаешь? Это и есть мои собственные акры. – Нет, речь о твоем хозяйстве. – Да как у тебя язык повернулся?! – не на шутку обиженный, возразил Уоллес. – Ты всерьез предлагаешь отдать в чужие руки тот самый дом, где мы родились и выросли? Ту самую ферму, что стоила папе столько пота и крови? Да и какой смысл? Мое хозяйство вдесятеро дороже этой фермы. – А сколько пота и крови вложил в эту землю Эдвард? – напомнила Абита. – Она ничего не стоила, пока Эдвард ее не расчистил и пахотным слоем не покрыл. Ты не землей, ты его трудами решил долг вернуть. Совести у тебя нет! Эдвард в ужасе обернулся к ней. – Абита! – Ну все, с меня хватит! – прорычал Уоллес. – Я эту землю на Мэнсфилда переписал, на том и делу конец! – Нет, не бывать этому! – закричала Абита, сама понимая, что ей давно пора остановиться. – Ты заключил сделку с Эдвардом и нарушить ее не посмеешь! Ишь, что придумал: расплатиться с долгами, родного брата в рабство продав! – Аби! Довольно! – вскричал Эдвард. – А ты, Эдвард, не позволяй ему себя запугать! Ты столько лет здесь трудился без продыху, а он… |