Книга В интересах государства. Аудиториум, страница 58 – Алекс Хай

Ирэн улыбнулась.

— Я и сама еще не завтракала. Завтрак уже готовят. Твою любимую форму почистили. Хотя Фрося настаивает, чтобы ты наконец-то заглянул в шкаф и примерил обновки.

— Оу… Спасибо. Гляжу, у тебя все схвачено, — подбодрил я подругу.

Ирэн лишь пожала плечами.

— Мне не впервой управляться с домом, пока Матильда плохо себя чувствует. Всякое бывало… Ладно, жду тебя внизу к завтраку.

Она вышла, а я направился прямиком в душ. Горячая вода разогнала кровь и быстро привела меня в чувство. Я тер мочалкой тело так исступленно, словно неосознанно хотел избавиться от воспоминаний вчерашнего дня. Сейчас все это казалось неприятным сном, почти нереальным, но я понимал, что последствия придется разгребать еще очень долго.

Накинув халат, я дошлепал босыми ногами до платяного шкафа.

— Ну-с, глянем, что там приготовила наша мастерица…

Я распахнул створки и остолбенел. На полках были аккуратно сложены футболки, носки и прочее белье. На вешалках висели рубашки, брюки и даже пара пиджаков. Внизу — туфли и кроссовки на смену моим ботинкам. Все явно было сшито по моим меркам, кроме совсем уж простых вещей. В одежде преобладал черный цвет — все же моя семья носила траур по Петру. Даже это учли…

Нужно бы поблагодарить и Ефросинью, и ее работодательницу при случае. И зачем Матильда тратила на меня столько денег и сил? Это ведь было совсем необязательно, да и сомневаюсь, что отец согласился бы компенсировать все эти затраты. Или то была благодарность баронессы за то, что я приглядывал за Ирэн?

Надев кое-что из обновок, я спустился в малую столовую, где мы обычно завтракали. Без Сперанских и Матильды здесь казалось совсем пусто. Придвинутые стулья и всего две тарелки… Так странно и тихо.

Ирэн уже пила кофе, изучая утреннюю прессу.

— Ни слова о Полигоне, — оторвавшись от газеты, сказала она. — Кстати, отлично выглядишь.

— Спасибо. Ничего удивительного, что Аудиториум не дал информацию. Думаю, будет только пышная хвалебная статья по итогам зачисления.

— Полагаю, да.

Девушка отложила газету и придвинула к себе тарелку с хлебом. Скромненько…

— Ты ешь и не гляди так на меня, — угадав мои мысли, сказала она. — Просто от всей этой чехарды мне кусок в горло не лезет.

— А мне — наоборот.

Василий внес небольшую чугунную сковородку с моей любимой дымящейся яичницей. Мне с трудом удалось уговорить Матильду позволить мне есть глазунью именно с чугунка. Она поверила, что так вкуснее лишь после того, как сама повелась на мои увещевания и сама попробовала. Не знаю, в чем заключалась эта магия, но со сковородки и правда было куда лучше.

— Спасибо, Василий.

— Рад услужить, ваше сиятельство. — Лакей взглянул на часы. — Ирина Алексеевна, мы все еще ожидаем гостей?

— Полагаю, да. Минут через пятнадцать.

— Тогда в каком помещении нам сервировать напитки?

Ирэн на миг задумалась, а затем решительно кивнула своим мыслям.

— Давайте в библиотеке. Подходящее место для беседы.

— Слушаюсь, ваше благородие.

Храня невозмутимое выражение лица, наш чопорный лакей вышел раздавать указания остальным слугам. Ирина пожевала немного хлеба с маслом и сосредоточилась на кофе.

— Не выспалась? — прожевав кусок, спросил я.

— Полночи провела у тетушки. Пока три чашки не выпью, не проснусь.

Я кивнул. Оно и понятно. Ирка до безумия была привязана к Матильде. Я покончил с яичницей и тоже схватился за кофейник, пока моя подруга не опустошила его окончательно.

И едва успел перемешать сахар в чашке, как со стороны подъездной аллеи донесся шум.

— Вот и Корф? — спросил я, с неудовольствием глядя на чашку. Видимо, не судьба мне насладиться утром должным образом.

Ирэн подошла к окну и отодвинула занавеску.

— Да, это они. Дядя Вальтер, Алексеев и… еще кто-то. Я его не знаю.

Может Иннокентий? Или мордоворот Саша?

Я залпом выпил свой кофе и поднялся.

— Идем встречать?

— Пожалуй. Если ты закончил.

Мы вышли в холл как раз в тот момент, когда слуги распахнули двери и впустили гостей.

— Ваше сиятельство, — кивнул Корф. — Ваше благородие…

Остальные поклонились. Я же рассматривал незнакомца. Невысокий мужчина средних лет с благообразным ликом, какие писали на византийских иконах. Глубокие выразительные глаза, аккуратно подстриженная бородка на вытянутом лице. Одет дорого, но скромно, словно человек не желал привлекать к себе лишнего внимания.

— Разрешите представить, — Корф указал на незнакомца. — Григорий Сергеевич Салтыков, придворный лекарь Ее Императорского Величества. Ваше высокородие, прошу.

Ирэн чарующе улыбнулась и подала руку лекарю.

— Рада знакомству, ваше высокородие.

— Польщен знакомством, Ирина Алексеевна, — лекарь поцеловал руку Ирэн и обернулся ко мне. — Полагаю, вы знаменитый Михаил Николаевич Соколов?

Я немного смутился.

— Верно, это я. Видимо, слава идет впереди меня. Рад знакомству, Григорий Сергеевич.

Лакеи помогли гостям снять верхнюю одежду. Ирина тут же взяла инициативу в свои руки.

— Прошу за мной, Григорий Сергеевич. Я отведу вас к тетушке.

Салтыков приятно улыбнулся, и мне показалось, что его глаза почти физически залучились теплым светом. Словно при его появлении в доме стало немного уютнее. Очень странное ощущение от присутствия человека. И сила в нем была странная… Ничего опасного, но мощь ощущалась. У Коли Сперанского было по-другому, Коля был более колючим, быть может, из-за юности и шалящих гормонов. А этот Салтыков внутренне сиял, словно майское солнце.

— Разумеется, ваше благородие, — лекарь перебросил саквояж из руки в руку. — Вальтер Макарович сказал, что вашу тетушку беспокоят последствия ментальной травмы…

— Да, все верно. Я расскажу по дороге.

Ирэн увела Салтыкова наверх, а я остался наедине с Корфом и Алексеевым.

— Что ж, прошу в библиотеку, господа, — улыбнулся я и жестом пригласил их войти в боковые двери.

Слуга незаметно скользнул за мной и, удостоверившись, что на небольшом столике было все необходимое для небольшой трапезы, удалился.

— Спасибо, что так быстро привезли лекаря, Вальтер Макарович, — первым делом сказал я. — Ирину это очень утешит.

— Мы все переживаем за здоровье твоей наставницы, Михаил.

И все же, думалось мне, что именно Корф стал причиной трагедии, что произошла с Матильдой. Слишком уж он увивался возле Штоффов, что с его широким кругом обязанностей сочеталось с большим трудом. Причем я не замечал, чтобы там был какой-то выраженный эротический интерес. Скорее отеческий. Матильда и Корф больше походили на закадычных друзей. И я остро чувствовал вину Пистолетыча всякий раз, когда они с Матильдой оказывались рядом. Эта вина, это сожаление словно витали в воздухе и казались неуловимыми, но остро их ощущал.