Книга Секта. Невероятная история девушки, сбежавшей из секс-культа, страница 7 – Бекси Кэмерон

Пока мы едим, «гардиан» рассказывает нам истории о своих детях – они любят гулять, но также слишком много смотрят телевизор. Рассказывает, как путешествовал по всему миру, беседуя с людьми об их жизни. Мои родители рассказывают о наших путешествиях.

«Мы служили Господу в Индии, в Африке, в… – Отец загибает пальцы, его грудь гордо выпячивается. – Наши дети росли во множестве разных культур».

Он, должно быть, имеет в виду температуры, в которых нам приходилось расти, – это правда, их мы повидали немало.

Когда «гардиан» говорит, он смотрит нам в глаза. Действительно смотрит, словно уверен, что мы скажем ему что-то интересное, словно мы почти так же важны, как взрослые. Он много улыбается, смеется, и если поймает тебя на том, что ты таращишься на него, – подмигивает, показывая, что все в порядке. Я знаю это, потому что он поймал меня.

С «гардианом» ты чувствуешь, что можешь выдохнуть. Но мои родители об этом позаботились: предупредили нас, что он на такое способен. Заставить нас поверить, будто мы можем расслабиться. Но мы знаем, что не должны поддаваться. Потому что «гардиан» может причинить вред группе и нашему образу жизни. Если мы ошибемся, скажем что-то не то из-за того, что растаяли от его улыбок и подмигиваний, он напишет о нас плохо, и нас всех могут посадить в тюрьму.

Приходит мама и говорит, что сейчас моя очередь общаться с «гардианом». В животе у меня что-то подпрыгивает. Я выхожу из дверей гостиной и вижу его сидящим на диване в цветочек, который я всего два дня назад чистила от пятен, отмывая вышитые лепестки по случаю его приезда. Свет струится в окно и падает на его белые волосы. Они сияют, как одуванчик на солнце.

– Привет, Бекси.

– Здравствуйте.

– Как поживаешь?

– Очень хорошо, спасибо.

Я устраиваюсь на своем месте.

– Итак, тебе кое-что известно обо мне, Бекси, после сегодняшнего дня, плюс-минус, но я знаю о тебе не так уж много, да?

Я качаю головой.

– Не возражаешь тогда, если я задам пару вопросов, чтобы узнать о тебе побольше?

Я киваю:

– Да.

Мне кажется, я вижу свое отражение в его глазах. Когда он улыбается, вокруг глаз образуются морщинки.

Сначала он спрашивает меня, сколько мне лет.

– Мне почти одиннадцать, – говорю я.

Он спрашивает, где я родилась. Спрашивает о моих братьях и сестрах; просит назвать их имена и возраст. Он говорит, что это должно быть прекрасно – иметь такую большую семью.

Я говорю:

– Да, прекрасно.

Он спрашивает меня, есть ли у нас любимые игры. Я рассказываю ему об игре, в которую мы играли до приезда в Англию. Суть ее в том, чтобы спрятать картофелину – мы называли игру «Картошка! Картошка!». Он смеется и говорит, что это звучит весело, и он хотел бы попробовать.

– Тут хорошо то, что, даже если у тебя больше нечего есть, обычно можно найти спрятанную картошку, – сказав это, я чувствую себя глупо.

Он не задает тех вопросов, о которых меня предупреждали, – об Армагеддоне, Моисее Дэвиде, о «кокетливой рыбалке». Кажется, ему больше всего интересны вещи, о которых я никогда не говорю, о которых меня никогда не спрашивают. Потом он задает вопрос, который ощущается словно стук в дверь. Я прежде не допускала мысли, что эта дверь – для меня.

– Бекси, кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

Его вопрос заставляет меня задохнуться. Я чувствую, как мои глаза расширяются по мере того, как слова чужака ширятся в сознании. Ощущение проходит через все мое тело, – оно переполняет вены, пульсирует в биении сердца.

Потолок над «гардианом» открывается, пылая огнями Армагеддона, черными облаками и серой. Я могу различить Святого Духа Иисуса и Бога, и Моисея Дэвида, стоящих в сияющих белых одеждах, с мечами в руках, и армию ангелов – легионы их заполняют жестокое небо.

Земля в пламени, я вижу вспышки грядущего. Вижу себя – подростка в сражении с воинами Антихриста. Вижу свою смерть, смерть, к которой мы все готовимся. Я вижу много вариантов того, как меня убивают; выстрел в сердце, повешение на дереве. Я истекаю кровью, обнаженная, на кресте, меня обезглавливают вместе с братьями и сестрами на площади, потому что мы отказались отречься от Моисея Дэвида.

Голос репортера пробивается сквозь видение, потолок закрывается. Снова остаемся только мы двое.

Я и «гардиан».

– Хорошо, ты думала об этом? Кем бы ты предпочла быть, когда вырастешь?

Я ищу на его лице признаки обмана, лукавства или насмешки, но не нахожу. Это настоящий, искренний и, возможно, очень нормальный вопрос. Так, может быть, существует подобный шанс. Ну, что я вырасту?

И я отвечаю единственное, о чем могу думать:

– Я хочу быть журналистом, я хочу быть как вы.

Слова растекаются по странице, как акварели, синие буквы сливаются. Я вытираю глаза, пока слезы не причинят больше ущерба или не сотрут этот момент. Только что пробил «золотой час», заливая комнату мягким светом. Мой взгляд затуманивается, и я проваливаюсь в то, о чем пишу. Оно родилось из меня, выплеснулось и заполнило квартиру, комнату, захлестнув дом, ради обретения которого я столько боролась, и вещи, которыми я его заполняю; жизнь, которую я не смела считать возможной. И, сидя в этой синеве, внутри этого мгновения из прошлого, которое изменило меня и позволило существовать реальности, которая у меня есть сейчас, я понимаю, что должна найти моего «гардиана» и поблагодарить его.

* * *

Прошла неделя с тех пор, как я занялась поисками «гардиана». Мои подруги, Джесс и Селина, пришли на ужин.

– Животное! Ты готовила? – говорит Джесс, входя. Она удивлена. Девчонки переименовали меня в «животное» пару лет назад – «ты похожа на крошечное дикое существо», – я принимаю это как комплимент.

– Я умею готовить, – говорю я. – В детстве я готовила постоянно.

– Да, судя по тому, что ты рассказывала, ты делала это абсолютно из-под палки.

– Ах, какой стыд! А ведь я приготовила для вас мою культовую классику…

– Жертвенного ягненка Христа? – перебивает Селина.

– Правда? – говорит Джесс.

– Нет. Рисовую лапшу со специями, тупица!

Я раскидываю подушки на полу вокруг кофейного столика, затем наливаю девушкам вина.

– Очень изысканно, – говорит Селина.

– Это только для вас двоих, вы знаете, что я не справлюсь с этим, – отвечаю я.

– Ты можешь справиться с тремя ночами бега трусцой, но все еще не можешь пережить бокал вина? – спрашивает Селина.