Книга Ворону не к лицу кимоно, страница 31 – Тисато Абэ

– Что вы такое говорите, госпожа Хамаю…

– Ты забыла предупредить меня, ты что, из ума выжила? Или бесполезные дамы-нёбо уже не считаются бесчестьем для Южного дома?

Не давая Карамуси произнести ни слова, Хамаю высказывала ей все, что думала. Безжалостно оттолкнув Карамуси, даже не взглянув на поспешно ушедшую с дороги Асэби, она присела перед придворной дамой, упавшей ниц.

– Самомо, а ты почему молчишь? Ответь же хоть что-нибудь.

Хамаю говорила неожиданно ласково. Девушка удивленно посмотрела на нее и впилась взглядом в лицо госпожи. Но вместо изумленной Самомо заговорила бледная придворная дама из Осеннего павильона:

– Самомо завидовала дамам из Осеннего павильона.

Хамаю изумленно взглянула на придворную даму, и та в страхе сделала шаг назад. Однако, поняв, что Хамаю собирается молча выслушать ее, она снова робко заговорила:

– Пока Самомо была в доме Сокэ, она всегда красиво наряжалась. Она ведь хорошо шила… Она так любила получать от госпожи Фудзинами отрезы ткани.

На лице Хамаю появилось понимание. Тут, словно получив поддержку, наперебой заговорили и другие придворные дамы, до сих пор молчавшие:

– Меня тоже, как и Самомо, прислали из дома Сокэ, так что я ее понимаю.

– Мы одеты в новые кимоно из парчи, а Самомо, которая прислуживает в Южном доме, все время ходит в одном и том же.

– А одеяния госпожи Масухо-но-сусуки необычайно красивые!

– Вполне естественно, что ей захотелось прикоснуться к ним.

Хамаю под безжалостными взглядами криво усмехнулась:

– Все ясно. Я поняла, что вы хотите сказать, но мы не можем закрыть глаза на проступок Самомо.

Лица всех дам приняли грозное выражение. Хамаю, не обращая на них внимания, окликнула Самомо:

– Я хочу спросить только одно: ты собиралась украсть кимоно госпожи Масухо-но-сусуки?

Услышав этот неожиданно серьезный вопрос, Самомо, не поднимая глаз, впервые покачала головой.

– То есть не собиралась?

В этот раз девушка кивнула. Получив подтверждение, Хамаю неожиданно рассмеялась.

– Похоже, причина нынешнего происшествия во мне! Госпожа из Осеннего павильона! – звонко обратилась она к растерянной Масухо-но-сусуки, и та наконец пришла в себя.

– Что тебе?

Энергично подобрав подол, Хамаю повернулась к Масухо-но-сусуки, а затем, удивив всех, уперла руки в пол и низко опустила перед ней голову.

– Все верно. Я совершила непростительный поступок, прошу меня извинить. Ошибка придворной дамы – это ошибка ее госпожи. Если изволите простить мою оплошность, я готова искупить ее любым способом.

Вот уж и правда застала врасплох. Все присутствующие были потрясены столь нехарактерным для Хамаю поведением.

Первой подала голос Карамуси:

– Госпожа Хамаю! Но как же положение Южного дома?!

– Замолчи, Карамуси.

Это прозвучало угрожающе. Напуганная Карамуси замолкла, а Хамаю тихо продолжала:

– Для нас с тобой этот случай из разряда «опять хлопоты», но для Самомо это не так. Если ее сейчас выгонят отсюда, ее жизнь пойдет кувырком. Сама подумай: девушка на выданье была очарована парчой и просто прикоснулась к ткани.

Самомо не из рода благородных воронов. Ясно, куда она покатится, если ее выгонят. Возможно, эта мысль мелькнула и в голове девушки, так что спина Самомо затряслась мелкой дрожью.

Молча посмотрев на нее, Хамаю перевела взгляд на Карамуси:

– Ты готова взвалить на себя ее семью и ее будущее?

Все присутствующие были тронуты этими словами. Карамуси хотела было что-то сказать, но закусила губу. Хамаю посмотрела на нее и, больше ничего не говоря, подняла взгляд на Масухо-но-сусуки. Та тоже молча смотрела на Хамаю.

– Вот так вот. Можешь просить у меня компенсацию, можешь язвить, но прошу тебя, закрой глаза на проступок девушки.

Хамаю говорила шутливо, но глаза ее смотрели серьезно. Между Южным и Западным домами, между двумя девушками шел молчаливый обмен взглядами. Придворные дамы вокруг, затаив дыхание, следили за происходящим.

Наконец, первой хихикнула Масухо-но-сусуки:

– Закрыть глаза, не закрыть… Я с самого начала об этом говорила. Это ведь вы завели разговор о непростительном поведении.

– И правда. – Хамаю чуть расслабилась. – Прости, что доставили столько хлопот.

– Хватит уже. И перестань ползать по полу. Не пристало хозяйке Летнего павильона так вести себя. И денег мне никаких не надо. – Масухо-но-сусуки отвернулась. – Кимоно пусть забирает. Оно, конечно, дорого мне, но всего-то и надо, что сделать новое. И не извиняйся столько. Это мелочи.

Затем она, будто что-то вспомнив, обернулась к девушке:

– Самомо, или как там тебя, в этот раз я тебя прощаю, благодари свою хозяйку. И смотри, подумай над своим поведением хорошенько!

Самомо, всхлипывая, кивала без остановки, а потом тоненько, как комар, пропищала:

– Простите меня.

Все тут же почувствовали, как спало напряжение. Масухо-но-сусуки, ощутив легкость на сердце, направилась было к Осеннему павильону, но вдруг замерла на месте: Хамаю смотрела на Самомо сверху вниз совсем иначе, чем несколько мгновений назад.

– Хамаю! – вырвалось у Масухо-но-сусуки, и тень в уголках глаз исчезла, а Хамаю, обернувшись, продемонстрировала все ту же улыбку, полную благодарности за великодушный поступок. Ее глаза точно спрашивали: «В чем дело?» – и Масухо-но-сусуки растеряла все заготовленные слова.

– Нет, ничего. Не ругай ее сильно.

Хамаю кивнула, и придворные дамы вокруг тоже наконец-то расслабились. Все зашумели, и Масухо-но-сусуки, пройдя между ними, направилась к себе. Она чувствовала в душе какое-то беспокойство, что-то неприятное.

И ее плохие предчувствия оправдались: Самомо пропала на следующий день.

Водопад Очищения, как всегда, был до звона прозрачен и холоден. В потоке воды, вытекающей из ложа, плыли окрасившиеся в красный и желтый листья клена.

Асэби пришла к водопаду одна.

Рядом с ложем водопада стояли огромные черные камни, их покрывала свежая зелень мха. Вокруг, закрывая обзор, росли клены и горная сакура. Обычно на их ветвях висели парчовые кимоно, шнуры для волос и оби для переодевания после очищения, но сегодня не одежда, а красные и желтые листья деревьев представляли собой красивое зрелище. Однако Асэби, усевшись спиной к скале, на листья не смотрела и лишь тяжело вздыхала.

Укоги после происшествия в Осеннем павильоне смотрела на Самомо холодно. Даже узнав, что Самомо исчезла из Окагу, она говорила, что та, наверное, стыдится появляться перед ними. Не в силах выносить зловещую атмосферу, Асэби нашла место, где могла побыть одна.