Книга Ворону не к лицу кимоно, страница 50 – Тисато Абэ

– Она приемыш. Из простолюдинов. А может статься, даже из коней. Так или иначе, ее статус не позволяет ей стать супругой молодого господина.

Сиратама весело улыбнулась.

– Подождите! – Масухо-но-сусуки с усилием выпрямилась и, пытаясь собраться с мыслями, встала между Сиратамой и Хамаю. – Это ведь твоя дама-нёбо сказала, что такое теперь запрещено.

С этими словами она взглянула на Тя-но-хану, но тут же смущенно отвела глаза. По очереди поглядев на Тя-но-хану и Масухо-но-сусуки, Сиратама заносчиво фыркнула:

– А если бы у нее было хорошее происхождение?

Поглядев на Масухо-но-сусуки снизу вверх, Сиратама иронично скривила рот:

– А если это дочь бывшего главы Южного дома, проигравшего в политической борьбе и лишенного своего статуса?

В голове у Масухо-но-сусуки промелькнул рассказ об интригах в Южном доме, связанных с отречением старшего сына правителя.

В то время было решено, что единственную дочь главы Южного дома представят ко двору в качестве претендентки в супруги старшего сына правителя, рожденного Госпожой в лиловом. Однако наложницей государя стала Идзаёй из Западного дома, престол уступили второму сыну, и из-за этого ситуация быстро изменилась.

Видимо, ответственность пришлось взять на себя главе Южного дома, который собирался выдать свою дочь за наследника. Публично не объявляли, что стало с его семьей, но было известно, что глава Южного дома сменился. Кажется, его место занял его младший брат.

И тут Масухо-но-сусуки поняла.

Она слышала, что Хамаю – дочь главы Южного дома. Она никогда не задумывалась, о котором главе шла речь.

Хамаю, наверное, заметила, как изменилось выражение лица Масухо-но-сусуки. До сих пор она казалась бесстрастной, но теперь позволила себе ухмыльнуться.

– Верно. Я не являюсь родной дочерью нынешнего главы Южного дома. Нынешний глава – мой дядя, – сказала она спокойно. – Я попросила его удочерить меня и в этом статусе приехала во дворец. Простите, что обманывала вас.

– Но ведь ничего плохого в этом нет! – Масухо-но-сусуки понимала, что это звучит как будто она защищает Хамаю, но не могла промолчать. – Ведь не такая редкость усыновлять или удочерять родного по крови ребенка ^[20]. Почему ты должна этого стыдиться?

– Проблема в причине, по которой выслали моего отца. А иначе почему дочь аристократа, ведущего свой род от правящего дома, понизили в статусе до простолюдинки? Наверное, отец слишком сильно разозлился из-за того, что я не смогла стать супругой старшего сына правителя. Не смог простить ту женщину, которая родила молодого господина.

Масухо-но-сусуки поняла, о чем идет речь, и почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Не может быть…

Хамаю беззаботно кивнула:

– Мать молодого господина, Идзаёй, лишили жизни мои родители.

Асэби показалось, что она задыхается.

– Тетушка, – невольно вырвалось у Масухо-но-сусуки.

Ей часто говорили, что она похожа на тетку. Та дала жизнь молодому господину, дала жизнь Фудзинами, была обласкана любовью Его Величества Золотого Ворона, но все же умерла. Сколько раз она с досадой думала об этом!

– Но открыто об этом говорить нельзя, – мотнула головой Хамаю. – Если об этом станет известно, само существование Южного дома окажется под угрозой. Дядя, еще до того, как дом Сокэ вынес свое решение, обезглавил старшего брата с женой, решив как-то замять это дело. И сам занял место главы дома. А я…

Хамаю засмеялась:

– …Я избежала казни, но потеряла свой статус и сидела под арестом в благородном семействе воронов, находившихся в родстве с Южным домом. Впрочем, я сразу сбежала, потому что знала, что когда-нибудь меня все равно убьют, и пряталась среди простолюдинов, пока мне не исполнилось десять. Однако, – спокойно добавила Хамаю, – к счастью, дядя оказался человеком, которого можно убедить. Я заключила с ним сделку, и мне вернули мое положение.

– Сделку? – хрипло спросила до сих пор молчавшая Укоги.

Хамаю продолжала вести свой плавный рассказ, будто ее не интересовали окружающие.

– У меня есть сводная младшая сестра, единственная настоящая дочь нынешнего главы дома. Ее зовут Надэсико, и глава дома обожает ее, говорит, что ни за что не отдаст ее в супруги молодому господину. Но при этом ему не хотелось позволить девушке из другого рода выйти замуж за наследника и ослабить позицию Южного дома. И тут он решил использовать высланную в изгнание и пропавшую без вести дочь старшего брата: дядя приказал мне стать помехой.

– Помехой?

– Да, – устало улыбнулась Хамаю, глядя на Масухо-но-сусуки.

– Сиратама, ты и представить себе не могла, наверное. Меня послали не просто чтобы обеспечить нужное количество девушек – я должна была стать помехой другим претенденткам. Если говорить подробнее, я здесь, чтобы предотвратить замужество Западного и Северного домов. От меня изначально не ждали, чтобы я стала супругой наследника. Я явилась во дворец, только чтобы помешать другим.

Слишком простой наряд для девушки, в чьих руках судьба Южного дома: шелк, который не дарят даже придворным дамам, присланным из дома Сокэ. И даже дамы из родного Южного дома не считают Хамаю своей госпожой.

Теперь причина этого всего стала ясна.

– Раз Сиратама узнала правду о моем настоящем происхождении, нет смысла дальше скрывать, – с усмешкой сказала Хамаю. – Попросите Такимото, чтобы обыскала мою комнату в Летнем павильоне.

Укоги, к которой были обращены эти слова, что-то сообразила:

– Но ведь…

– Там должны быть послания, которые молодой господин отправлял вам. Я бесцельно болталась в саду и, когда вы все собирались вместе для музицирования, похищала их у вас.

– Не может быть! – Дрожа, Сиратама приближалась к Хамаю. – Неужели и для меня были письма от молодого господина…

– Были, – невозмутимо отвечала Хамаю. – Извинялся каждый раз, как пропускал церемонию. Писал, конечно, на бегу, но можно сказать, что минимальный долг исполнял.

Услышав это, Сиратама вдруг зарыдала в голос.

– Почему! Ну почему?! Если бы я знала, я бы ждала сколько угодно. Я бы не оговорилась тогда, не заставила бы Кадзуми ждать! Тогда бы его не убили из-за меня! – рыдала Сиратама, цепляясь за кимоно Хамаю. – Верни мне Кадзуми! Верни моего Кадзуми! Ты, негодная!

Она вопила, отчаянно осыпая Хамаю ударами.

Не в силах ни о чем думать, Асэби наблюдала за происходящим, не к месту отметив про себя: «Какая она красивая!»

Вопли Сиратамы «Верни! Верни его!» определенно не входили в нормальное течение событий. Красиво уложенные черные волосы растрепались, от лица отлила кровь, и оно стало белым, как у мертвеца. В глубине пылающих глаз больше не было прежней Сиратамы. Каждый раз, когда она издавала похожий на смех крик, из закушенной губы капала кровь.