Книга Шпага д'Артаньяна, или Год спустя, страница 102 – Ораз Абдуразаков

Бледный барон нашёл в себе немного сил для поклона. Видя состояние фаворита, король сжалился над ним:

– Ну-ну, дружище, тебе ещё выпадет случай исправиться. К тому же, если хочешь знать, эти мерзавцы всё-таки не зря получили свои деньги: кажется, у герцога задета рука.

– В самом деле? – оживился Пегилен.

– Бог мой, откуда такой энтузиазм! – насмешливо остудил его Людовик. – Да, огнестрельное ранение в правую руку, не более того. Как бы то ни было, это далеко от утверждения, будто его изрешетили пулями, а?

– Верно, государь, – снова помрачнел Пегилен.

– Оставим это, поговорим о войне, капитан. По-моему, наш юный гасконец ведёт себя как герой, – восхитился король, посмотрев в окуляр.

– Святая правда, ваше величество, – подтвердил де Лозен, не желая накликать на себя очередную вспышку гнева владыки пренебрежением к лейтенанту, – господин д’Артаньян – славный воин.

– И превосходный тактик, – подхватил Людовик, не отрываясь от трубы, – Пресвятая Дева, я желал бы, нет, я желаю, барон, чтобы мы с вами присоединились к мушкетёрам д’Артаньяна!

– Не думаю, что это будет разумно, государь, – осторожно сказал Пегилен, – с позволения вашего величества я лично поддержу атаку, но прошу вас при этом оставаться на недосягаемом для выстрела расстоянии.

– Почему? – возбуждённо спросил король.

– Место короля здесь, а не на передовой, – твёрдо молвил капитан.

– А! Так ли рассуждал мой дед Генрих?! – задорно вскричал король, воодушевлённый открывающейся перед ним картиной.

– Нет, но так рассуждал господин д’Обинье.

– Ого, милый мой, да ты малый не промах, – засмеялся Людовик, – но ты не Агриппа д’Обинье, Пегилен, так же, как и я не Генрих Наваррский. Вперёд, капитан, как бы не пришлось господину д’Артаньяну краснеть за нас!

И, пришпорив лошадь, король поскакал к траншеям, сопровождаемый одним лишь капитаном мушкетёров. Ветер свистел у них в ушах, а за полсотни сажен до окопов также стали свистеть и пули. Всё же они благополучно добрались до траншей, где за одним из брустверов их с беспокойством и тревогой поджидал д’Артаньян. В отличие от де Лозена он не стал делать трагедии из появления короля на передовой, что пришлось по вкусу Людовику и задело Пегилена.

– Я был свидетелем последней вылазки, господин граф, – с удовольствием сказал король, – вы были неподражаемы.

– Благодарю вас, государь, – просто ответил юноша.

– Расскажите, как идут дела, – попросил Людовик XIV.

– Я думаю, ещё сегодня вечером у нас будет банкет в Шарлеруа.

– О, граф! – поражённо воскликнул король. – В этом вы можете на меня положиться. Так вы считаете?..

– Крепость скоро падёт, ваше величество.

– Не это ли самое и я говорил вашему величеству вчера? – вставил Пегилен, радуясь возможности разделить славу если не воина, так провидца с самим д’Артаньяном.

– Как же, и повторили четверть часа назад, – усмехнулся король, – к тому же вы ничем не обосновали своё предположение, господин барон, мне же требуется аргументированный прогноз.

– Это очевидно, государь, – кивнул д’Артаньян, – испанцы стреляют как бешеные.

– Ну и что? – с каким-то безотчётным вызовом спросил де Лозен. – Разве не говорит это, напротив, о том, что нам предстоит ещё потрудиться?

– Ни в коем случае, – покачал головой лейтенант.

– Беспощадный огонь, по-вашему, доказывает, что гарнизон готов сдаться? – иронически вскричал барон, и даже король недоумённо взглянул на графа.

– А как же! – улыбнулся д’Артаньян. – Ведь палят они уже исключительно для очистки совести.

– Как так?

– Это конец. Губернатор не может, не смеет вывесить белый флаг до тех пор, пока не истратит весь запас ядер и пороха, а их в Шарлеруа, как говорилось уже третьего дня в штабе, даже слишком много…

Разбитый наголову Пегилен хранил молчание, король же, не скрывая восхищения превосходным рассуждением д’Артаньяна, похлопал его по плечу, молвив:

– Ваш отец гордился бы вами, граф.

– Вы слишком добры, государь, – учтиво, но не растроганно, как бывало раньше, до штурма Бейнасиса, ответил ему д’Артаньян.

– Следует усилить бомбардировку, – сказал де Лозен, стремясь хоть как-то проявить себя.

– Не стоит, раз всё известно заранее, – возразил король, – пусть испанцы расходуют себе порох почём зря – мы побережём ядра для Армантьера. Я прав, господин д’Артаньян?

– Безусловно, ваше величество, – согласился юноша, не замечая свирепого взгляда капитана.

– Однако, смелые мушкетёры заслуживают награды за отвагу, – заявил Людовик.

– Мои солдаты сражаются здесь не ради наград, – поспешно заметил Пегилен, жестоко страдая при одной мысли о том, что очередной дождь милостей может пролиться на голову д’Артаньяна.

– А вы как думаете, господин лейтенант? – весело поинтересовался король.

– Господин барон совершенно прав, государь, – кивнул д’Артаньян, – мушкетёры проливают кровь не за почести, а ради королевы. А раз так, значит, король в милости своей может вознаграждать их по своему усмотрению.

– Мудрое суждение, граф, – усмехнулся король. – Я подумаю над этим, а пока прошу сопровождать меня, господа.

– Куда, государь? – в один голос вскричали офицеры, оба одинаково запамятовав об этикете, запрещающем задавать вопросы королю.

Впрочем, на поле брани придворные условности теряли своё значение: само собой, в походной палатке не требовалось «пять человек и четыре поклона», чтобы поднести владыке стакан воды или вина.

– Вот на этот холм, – указал Людовик, – я хочу сделать смотр войска, да и войско пускай сделает смотр командующего.

– Ваше величество, прошу вас не забывать о том, что эта возвышенность находится на линии огня, – спокойно заметил д’Артаньян.

– Да-да, под прямым обстрелом крепостных батарей, – вмешался и Пегилен, – идти туда королю – безумие!

– Или я ослышался, или вы, господин капитан, только что оскорбили меня подозрением в сумасшествии, – сурово сказал Людовик XIV.

– Извините, ваше величество, я вовсе не то хотел сказать, – пробормотал Пегилен.

– Господин де Лозен, возможно, и выразился не лучшим образом, однако я склонен разделять его точку зрения: эта возвышенность – не лучшее место для вас, государь, – бесстрастно доложил д’Артаньян.

Барон глубоко вздохнул: теперь он вынужден уже прибегать к протекции собственного подчинённого. Какой кошмар! Слава богу, что скоро свадьба с Великой Мадемуазель избавит его от этих унижений…

– Холм небезопасен для короля, – повторил юноша.

– Но вы, вы, господин д’Артаньян, вы, что проявляете сию минуту такую предусмотрительность и осторожность, разве вы, спрашиваю я вас, не поднимались на этот опасный, по вашим же словам, холм добрый десяток раз за одно только сегодняшнее утро?! – воскликнул король, теряя терпение.