Онлайн книга «Шпага д'Артаньяна, или Год спустя»
|
После ухода медиков, гардеробмейстеров и цирюльника следовал выход принцев крови. Этим утром перед королём склонились Филипп Орлеанский, принцы Конде, Конти и герцог Ангулемский. Глядя на них, Людовик облачился в платье, поданное камергером. Затем обратился к герцогу Орлеанскому: – Мы рады снова лицезреть вас поутру, брат. Вы не балуете нас своим вниманием: скоро дойдёт до того, что мы будем вынуждены сами наезжать в Сен-Клу, чтобы повидать вас с принцессой. При упоминании о супруге красивое лицо принца затуманилось. Однако он без промедления отвечал: – Если милость вашего величества простирается до такого упрёка, то мы с принцессой готовы более не покидать вас. – И вы согласны пожертвовать своим уединением? – Нет такой жертвы, которую я не принёс бы безропотно на алтарь служения королю. – Мы тронуты вашими словами. Но ведь вы, кажется, вполне счастливы в Сен-Клу? – Вполне, государь. Ведь, где бы я ни находился, я всегда остаюсь вашим преданным слугой и любящим братом. – Тогда не о чем больше говорить. Если вы довольны, то довольны и мы. Мы ценим вашу привязанность к нам, Филипп, но не можем позволить вам отречься ради неё от семейной гармонии и друзей. – О, друзья… – Забудем об этом. Просим только не покидать двор до переезда в Фонтенбло. Мы отправимся туда с первым снегом. – Могу ли я обратиться со смиренной просьбой к моему брату? – Бог мой, ну разумеется. О чём вы хотите просить нас? Говорите смелее. – Один из моих лучших друзей имел неосторожность навлечь на себя ваш гнев. – Да неужели? – Именно так, государь. Мне доподлинно известно, что он искренне раскаялся и жаждет лишь одного: броситься к ногам вашего величества с мольбой о прощении. – Уж не о господине ли де Гише ведёте вы речь? – улыбнулся король, прикидываясь простаком. – Полноте, ведь мы давно простили его. К тому же именно вы, брат мой, вызвали у меня предубеждение против него, и раз теперь самолично просите, то мы не видим никаких препятствий. – Но, государь… – Мы прощаем вашего друга, Филипп. К тому же за него просил и барон де Лозен. – Признателен вам, однако… – Графу можно от души позавидовать: у него прекрасные заступники. – Это не Гиш. – Не он? – деланно изумился Людовик. – Но мы не видим, за кого ещё вы можете так хлопотать. – Я прошу за шевалье де Лоррена. – И напрасно. – Напрасно, государь? – Да, совершенно напрасно. Шевалье не только не появится никогда в вашем доме, но и вовсе не вернётся во Францию. Это давно решено, брат, и мы сожалеем, что вы высказали единственную просьбу, которую мы вынуждены отклонить. – Неужели для него нет никакой надежды? – Абсолютно никакой. Месяц назад мы уже отказали в этой милости его отцу – графу д’Аркуру. Господин де Лоррен слишком долго злоупотреблял вашей дружбой, чтобы сохранить надежду и дальше ею пользоваться. Мы удивлены тем, что вы продолжаете тайно с ним сноситься. – Я, ваше величество? – Иначе откуда могли вы узнать, что он преисполнен раскаяния? О, мы не виним вас, Филипп. Но ответьте: в каких краях смягчилось это злобное сердце? – Но… – Это ваш друг, понимаю. Но надеюсь, что с той минуты, когда мы открыли вам свои подлинные чувства к этому человеку, он перестал им быть, не так ли? – Да, государь, – еле слышно проронил униженный принц, вызвав презрительную усмешку на губах Конде. – Где же он? – настаивал король. – В Риме. – Что ж, прекрасно. Это достаточно далеко, чтобы больше не думать о нём. У вас нет иных пожеланий, Филипп? – Нет, государь. – Тем лучше. В таком случае, продолжим! И король велел впустить вторую группу избранных. Через пару минут герцоги и пэры, толкаясь, развернули парчовый жилет, принятый у первого спальника. С ними вошли двое фаворитов – Сент-Эньян и Лозен. Король одарил миньонов улыбкой и продолжил церемонию. В опочивальню вошли члены Совета и государственные секретари. Людовик скользнул взглядом по Лиону, и воззрился на Кольбера с Лувуа. Суперинтендант и военный министр держались сегодня вместе, что показалось королю странным. По выражению глаз Кольбера он заключил, что тому необходимо сказать о чём-то крайне важном. Король сделал знак, который министр истолковал верно, терпеливо склонив голову. После входа дипломатов и духовенства спальня заполнилась людьми до отказа. Людовик по обыкновению счёл нужным поинтересоваться свежими сплетнями. В ответ сразу несколько голосов сообщили ему о крупном карточном выигрыше госпожи де Шуази и ссоре между Фронтенаком и де Вардом. – Ссора? – нахмурил брови монарх. – Надеюсь, ничего более, господа? – Нет, государь, – поспешил заверить его Сент-Эньян, – они просто поспорили. – Из-за чего же, сударь? – Ваше величество, я в затруднении… – Предметом спора стала дама? – О нет, государь. – В таком случае мы не видим причин утаивать что-либо. – Вы правы, государь. И если я смутился на мгновение, то лишь из опасения сообщить вашему величеству не вполне достоверные сведения, ибо сам я там не присутствовал. – Однако вы всё же осведомлены о сути дела? – Думаю, в достаточной степени, государь. Кажется, они повздорили по поводу плаща. – Из-за одежды?! – О, государь, из-за плаща господина де Лозена. – Мы всё же не понимаем. – Речь идёт о голубом плаще. – А, вот оно что! Вы слышите, барон, ваш плащ сеет раздоры среди наших подданных. Они, что же, завидуют Лозену? – Нет, государь. Кажется, господин де Вард имел неосторожность заявить, что мушкетёрский плащ идёт барону более, чем кому-либо… – Что с того? Полагаем, он вполне прав. – Ну а господин де Фронтенак придерживается на сей счёт иного мнения, чем и вызвал размолвку. – Удивительно, однако на этот раз мы всецело на стороне де Варда. А что думает сам хозяин плаща? Скажите, барон. – А я, с позволения вашего величества, возьму сторону Фронтенака, ибо он выступил подлинным рыцарем чести. – Маркиз выступил рыцарем чести, отрицая, что вам идёт ваш мундир, сударь? – Примерно так, государь, – ответил Пегилен с лёгкостью, дозволенной лишь фаворитам. – Это не очень понятно, но мы полагаемся на ваше чутьё и щепетильность, капитан. |