Книга Шпага д'Артаньяна, или Год спустя, страница 95 – Ораз Абдуразаков

– Кто он? – спросил д’Артаньян, заранее угадывая ответ.

– Ещё один фаворит Филиппа Орлеанского – небезызвестный шевалье де Лоррен, которому итальянцы успели уже осточертеть. Поэтому, снедаемый скукой, он строчит письмо за письмом своему высокому покровителю, который проливает над ними потоки слёз, а затем в отчаянии бросает в камин, откуда их выуживает твой друг Маликорн. Способ, право слово, не нов.

– Вы превосходно обо всём осведомлены, – потрясённо констатировал юноша.

– Положение обязывает. Но это пустое, а важно то, что принц, прочитавший уже ворох писем, просто вне себя от ярости и тоски: ты, видимо, понял уже, что общество мужчин он предпочитает женской ласке. Он давно готов на любые уступки; думаю, он согласится даже на тайное венчание принцессы с де Гишем, лишь бы вернуть ненаглядного Лоррена. Но король безучастен к его горю, а супруга – холодна и к тому же любит другого. Теперь всё изменится.

– Каким же образом?

– Пока не знаю, но могу предположить, что Людовик Четырнадцатый в отместку за твоё незадачливое посольство способен пойти даже на возвращение шевалье ко двору. Честное слово, лучше бы это было так.

– Почему?

– Да потому, милый мой, что иначе принц примется действовать самолично, на свой страх и риск – в таком случае я не поручусь за безопасность сестры Карла Второго.

– Боже правый!.. Принц отважится на убийство жены? Это невозможно.

– Ты полагаешь? Тогда задай-ка себе вопрос: что, собственно, поделывает маркиз д’Эффиат в Риме помимо того, что предаётся итальянскому пороку? Не спрашивай меня – я так же мало осведомлён об этом, как и ты. Но не волнуйся: я использую своих людей в Ватикане; ты же, если пожелаешь, можешь обо всём узнать через преподобного д’Арраса… ты познакомился с духовником её величества?

– Мы встречались во дворце, он говорил, что вы поручили ему приглядеть за мной. Право, герцог, это излишне.

– Не думаю, особенно учитывая то, что отец д’Аррас теперь будет единственным по-настоящему преданным тебе человеком в Версале.

– А как же преподобный д’Олива?

– Отцу д’Олива, как и мне, придётся покинуть эту страну, пока мы не стали ещё представителями вражеской нации.

– Значит, мы расстаёмся? – с искренней болью спросил д’Артаньян.

– Никто, даже ты, сын мой, не страдает от этого больше меня; к сожалению, теперь это неизбежно. Но верь: мы очень скоро увидимся, Пьер, на войне или после. Пойми, что оставаться во Франции герцогу д’Аламеда немыслимо. Я уже и сейчас подвергаюсь величайшей опасности.

– Как?! – гневно воскликнул гасконец. – Вы в опасности, вы, мой покровитель? Вы, посол?!

– Именно так, – улыбнулся Арамис горячности молодого человека. – Лично я не вижу в этом ничего странного: да, арестовать меня нельзя, да и зачем, когда гораздо проще убить?

– Убить… – прошептал д’Артаньян.

– Людовик Четырнадцатый уже пытался сделать это в Версале посредством патологической привязанности ко мне графа де Варда. В тот раз дело не сложилось.

– Де Вард? – спохватился д’Артаньян. – Я знаком с ним – такой обходительный молодой дворянин…

– Да-да, именно тот, – заулыбался Арамис, – отец д’Олива уже известил меня о вашем знакомстве. Но, поверь мне, сие воплощение кротости не всегда было таким: ещё недавно он настойчиво тщился заколоть меня.

– Король ненавидит вас, – вздохнул гасконец.

– Ты недалёк от истины, – небрежно согласился герцог д’Аламеда.

– Может, он успокоился на этом и не намерен повторять попытку?

– Может, и так, – пожал плечами генерал ордена, – в таком случае это не по его приказу мою карету изрешетили два дня назад по пути в Бейнасис.

– В вас стреляли? – ошеломлённо спросил д’Артаньян, уставший изумляться.

– Если ты удосужишься взглянуть на карету, то, вероятно, не станешь упорствовать в своём определении, а поищешь более подходящее – какую-нибудь превосходную степень от «стрельбы». «Стреляли» – не то слово, сын мой: там был свинцовый шквал… только о мою кольчугу расплющились четыре пули.

– Это могли быть разбойники…

– Довольно странные, позволю себе заметить, разбойники, – усмехнулся Арамис. – Разбойники, довольствующиеся стрельбой из-за кустов и не решающиеся ограбить путешественника; разбойники, настолько сосредоточенные на желании убить пассажира, что не только не ранили лошадей, но даже не задели кучера. Забавные разбойники водятся в Бретани, что и говорить!

– Вы наверное правы, сударь, – побелевшими губами проговорил д’Артаньян. – Но если вы правы… раз вы, говорю я, правы, то… чего же заслуживает король, посылающий смерть из-за угла, из чащи… король, использующий наёмных убийц для устранения посла?..

– Ты слишком впечатлителен, Пьер, – покачал головой Арамис, донельзя, впрочем, обрадованный этой первой значимой победой. – Такие приёмы в обычае у многих государей.

– Но мне это не подходит, герцог, – с достоинством произнёс д’Артаньян. – Я не желаю служить человеку, который стремится убить вас. Вы заменили мне отца, сударь, и я не хочу оказаться менее благодарным, нежели Карл Второй, который говорит то же самое о моём родителе.

– Выслушай меня, Пьер, выслушай, – серьёзно сказал Арамис, сжимая похолодевшую руку юноши, – и, прошу тебя, сделай так, как я говорю. Поверь, в данный момент ты не можешь отказаться от службы королю Людовику.

– Отчего же? – с вызовом спросил юноша.

– Отчего? Да по той причине, что ты должен прежде удостовериться в своих чувствах, а уж затем принять решение. О, я был бы счастлив забрать тебя из Франции, сын мой: будь уверен, я сумел бы устроить тебя в Испании ничуть не хуже, но это неправильно. Франция – твоя родина, ты должен, обязан служить ей, не щадя головы и не думая о том, что я воюю на другой стороне. Не беспокойся: меня не будет в траншеях, твой выстрел не сразит меня.

– Я готов умереть за Францию, но мне невыносимо служить такому владыке, – настаивал д’Артаньян.

– Терпение, друг мой, терпение: если ты не изменишь своего мнения в ближайшие месяцы, то…

– О, что тогда? Смогу ли я рассчитывать на вас, герцог? Избавите ли вы меня от этого?

– Да, Пьер, если всё будет так, как я предвижу, с Божьей помощью мы расквитаемся с Королём-Солнце, – торжественно провозгласил Арамис, трепеща от неизъяснимой радости: посев дал ростки, сокол расправил крылья, отрок возмутился…

Но в этот самый миг со двора послышался страшный шум и грохот, перемежаемые криками.

– Что это? – жёстко спросил Арамис, вскочив на ноги с юношеской прытью.

В голосе прелата звучала сталь, рука привычным движением легла на рукоятку шпаги. Встревоженно глядя на герцога, д’Артаньян последовал его примеру…

Грохот неожиданно прекратился, смолк и шум. Наступившую тишину ночного замка разорвали два выстрела.