Онлайн книга «Я сижу на берегу»
|
– И все–таки, я тебя не понимаю. Твой долг осудить товарища и помочь ему раскаяться в проступке, а ты? Ты выгораживаешь преступника. – Меня вы не понимаете, а тетю Клаву понимаете? Тогда объясните мне. Она сама себя не всегда понимает. То была водка, то не было. То курили, то не курили. В чем конкретно она Сергея обвиняет? Он дурак, конечно, но за это не судят. Никакой он не преступник. – Но беспорядки были? – Были. – Кто их организовывал? – Я. – Я так и полагала. Тогда приступим к твоему делу. Завуч раскрывает Мишину папку. Мишина папка толще папки Сереги. Сразу видно, что Миша гораздо опаснее. Миша – закоренелый преступник. Рецидивист. – В твоем деле масса замечаний: пропуски уроков, грубость старшим. Вот, например, объясни мне, откуда у тебя последнее замечание? – Последних должно быть два. По литературе и математике. – За что? – За Достоевского. Я назвал Достоевского идиотом. – А по математике за что? – Я же сказал, два замечания. По математике тоже за Достоевского. – Но по математике у тебя нет замечания. – Одно из двух: или она еще не записала замечание, или Достоевский на самом деле не очень умный человек. – Я не вижу связи. – Все просто. Достоевский утверждал, что в рулетку можно выиграть, если ставить понемногу, а математика утверждает, что выиграть в рулетку невозможно. Даже формула есть для точного подсчета вероятности. – Ничего страшного. Достоевский ошибался. – Да это понятно, что ошибался. – Миша встряхивает головой, отбрасывая прядь волос со лба. – Дело не в этом. Ошибался он потому, что был глуп. Зачем мне читать книги глупого человека? – Достоевский не глупый человек и гениальный писатель. – Мы можем поспорить? – Нет. Ты и так отнимаешь слишком много моего времени. Миша молчит. Серега мрачно сжимает и разжимает в кулаке эспандер. Тетя Клава тоже молчит. Тетя Клава стоит, прислонившись к стене, и почти спит. Очевидно, у тети Клавы нет собственного мнения о Достоевском. – Почему ты молчишь? – Не хочу отнимать у вас время. – Но признаваться все равно придется. – Я знаю. – Тогда рассказывай. – Крокодильи яйца я не знаю, где можно купить. И страусиные тоже. Хотя говорят, что из страусиных яиц можно большие яичницы жарить. – Хватит. – Хватит так хватит. Хотя я вас тоже не понимаю. Сначала: говори, потом: хватит. – Перестань изображать из себя клоуна. Будешь признаваться? – В чем? – В организации беспорядков. – Так я уже признался. Вызывайте милицию, сажайте меня в тюрьму. – С тобой невозможно разговаривать по–хорошему. У меня кончается терпение. Ты нарушал режим дня? – Нет. – Подожди, ты же сам только что сказал, что был организатором. – Организатором чего? – Вот это я и хочу от тебя услышать. Голос завуча уже дрожит. Еще немного, и она закричит на Мишу. Миша не замечает этого, Миша думает. – Так. Давайте по порядку. Сначала договоримся о системе аксиом, потом на основании этих аксиом выведем суждения. Хорошо? – Нет, не хорошо. Я не хочу больше ничего слышать ни об аксиомах, ни о крокодильих яйцах. – А о чем вы хотите слышать? И потом, если я начну просто повторять то, что вам хочется слышать, я могу неизвестно чего на себя наговорить. – Что происходило в тот вечер? – Футбол. – А после футбола? – Ничего. – Значит, ты утверждаешь, что сразу после футбола пошел спать? – Нет. Я этого не утверждаю. – Вот видишь, тогда расскажи все, что помнишь. – Я не смотрел футбол, а пошел спать до футбола. – Я тебе не верю. – Я так и знал. Мне никто не верит. Серега не верит, тетя Клава не верит, теперь еще вы не верите. Спросите тетю Клаву, она меня в тот вечер спать укладывала. – А Федя? – При чем тут Федя? Федю я заранее спать отправил. Нет, вы спросите тетю Клаву. – Клавдия Никаноровна. Тетя Клава спит. Тетя Клава спит стоя. Глаза ее закрыты, руки сложены на груди. – Клавдия Никаноровна, – завуч вынуждена почти кричать. – Что? Тетя Клава медленно просыпается. – Миша утверждает, что вы его уложили спать. Это правда? – Уложила. Уложила я его, он еще, сволочь, горшок попросил. Я принесла. – Но вы же утверждали, что он нарушал режим дня и организовывал беспорядки в ваше дежурство? – Нарушал! Конечно нарушал. Тетя Клава уже совсем проснулась, и голос ее набирает обороты. – Он всегда нарушает, он у них главный. Уж на что Сергей бандит, а Миша в сто раз его хуже. Вы его плохо знаете. Он у них главный. Он всегда нарушает. – Мне надо сказать. – Миша говорит уже почти еле слышно. Миша устал. – Хватит, ты уже достаточно наговорился сегодня. Я вызываю директора и выношу вопрос на педагогический совет школы. – Что мне инкриминируется? – Ишь ты как заговорил, когда тебя прижали! – Завуч почти довольна. – На педагогическом совете и расскажешь. – О чем? – Сам знаешь о чем. Ты же признался. – В чем? – Миша говорит без интонаций. Миша не смотрит в глаза завуча. Он нервничает. Нервничает Миша редко. – Ты сам признался в организации беспорядков. – Когда? – Только что. Когда сказал, что водки не было, а беспорядки были. – Нам придется договориться об аксиоматике. Позовите учителя физики. – Может, математики? – Можно и математики, но у меня с этой учительницей отношения не сложились. На педагогическом совете все равно будет учитель физики. Вы ничего не теряете, позовите физика, пожалуйста. Или позвольте определить аксиомы самостоятельно. – Хорошо. У тебя две минуты. – Все, что говорит сотрудник детского дома, – правда. Тетя Клава – сотрудник детского дома. Тетя Клава видела беспорядки и нарушение режима. Я не видел. Если я не видел явления – это не значит, что оно не существует. Тетя Клава утверждает, что я являюсь организатором беспорядков, значит, так оно и есть. Мы же не можем менять аксиомы в процессе рассуждения? |