Книга Четвертое сокровище, страница 39 – Тодд Симода

Но она не могла перестать думать о вечеринке, об их разговоре о сознании и мозге, о заявлении Уиджи, будто сознание — лишь эмерджентное свойство, не обладающее правом на первичность в функциональном мире. Мы могли бы прекрасно обойтись без всякого сознания, будьте любезны. Джиллиан согласилась: мы пытаемся настолько же умертвить наше сознание, насколько и улучшить. Боль, страдания, депрессия. Кому все это нужно?

Тина сделала большой глоток кофе и взялась за статью. Прочла реферат: статья была посвящена проблеме резонансных циклов мозга — в какой степени они могут стать источником сознания. Она положила статью на пол, сделала еще глоток кофе и включила горячую воду, чтобы подогреть ванну. Потом выключила и погрузилась в блаженство.

Электричкой Тина доехала до станции Пауэлл-стрит И пошла вверх по холму к материнскому дому. День был солнечным, ярким и совершенно безветренным. Туристы высыпали наружу, бóльшая часть — в шортах, хотя Тина знала, что они пожалеют об этом позже, когда наползет летний туман. Туристы стояли и в очереди на фуникулер до пиццерии «Блондинка» в квартале отсюда. Со скучным или озабоченным видом, готовые кинуться в бегство, если к ним пристанут попрошайки.

В вестибюле по расстеленному на полу брезенту были разложены внутренности лифта. Тина поднялась по лестнице и открыла дверь.

— Я здесь, Ха-тян. — Голос Ханако доносился из комнаты. Сгорбившись, мать сидела в кресле и надевала носок.

— С тобой все в порядке?

— Хай ^[51].

— Как дела на работе?

— Хорошо. Некогда.

— Что скажешь, если я тебе приглашу на бранч?

— Бранч?

— Ну, знаешь, это еда между завтраком и ланчем.

— Это я знаю. Я не очень хочу есть.

— Давай пойдем в «Сент-Фран».

— Там так дорого.

— Я плачу. Прошу тебя.

Убедив мать пойти, она повела ее вниз по лестнице.

— Когда только они починят лифт? — спросила Тина.

— Управляющий сказал, что нужна еще неделя.

— У него уже три недели «одна неделя».

— Они его починят.

Тина решила больше об этом не говорить. Она давала множество подобных обетов. Не спрашивать, нельзя ли переехать в другое место, где у нее будет настоящая спальня, не просить мать прекратить работать официанткой, не спрашивать об отце, не упоминать Японию.

В результате оставалось не так уж много тем для разговоров.

Тина и Ханако прошли вниз по Буш-стрит к Пауэлл, повернули к «Вестин-Сент-Фрэнсис» на Юнион-сквер. В ресторане им тут же нашли места. Официант был примерно ровесником Тины, пряди волос у него были модно обесцвечены.

— Привет, меня зовут Джереми. Я буду сегодня вас обслуживать.

Тина заказала газированную воду с лимоном. Ханако выбрала зеленый чай. Тина закатила глаза: хоть бы мама заказала что-нибудь другое, не то, что она и так пьет каждый день дома или на работе. Кроме того, может, у них вообще нет зеленого чая. Джереми улыбнулся и сказал:

— Прекрасный выбор, мэм.

Ханако, видимо, обрадовал комплимент официанта Она оглядела ресторан с его массивными люстрами и старыми картинами в позолоченных рамках.

— Мы не были здесь очень давно. Последний раз — когда ты окончила школу.

Слово «школа» напомнило о статьях, которые нужно было прочесть. Она еще не начала ничего для другого семинара. Живот стянулся узлом беспокойства. Завтра придется читать весь день. Скорее всего — в библиотеке или кофейне. При этой мысли она успокоилась, с удовольствием предвкушая день наедине с книгами.

Ханако изучила меню.

— Что ты будешь заказывать?

Тина взяла свое.

— Пока не знаю.

Джереми принес им напитки и спросил, готовы ли они сделать заказ.

— Сначала ты, Ха-тян.

Тина выбрала семгу, сваренную на медленном огне в белом «совиньоне» с травами. Когда официант заметил, что и это прекрасный выбор, Ханако заказала то же самое. Когда он отошел, Тина сказала:

— У меня есть кое-что, и я хочу тебе это показать. — Она достала несколько рисунков сэнсэя Дзэндзэн. — Что ты об этом думаешь?

Ханако взяла рисунки.

— Нани ^[52]?

— Ты знаешь сэнсэя Мистера Роберта по сёдо?

Ханако взглянула на дочь:

— Сэнсэя Дзэндзэн?

Тина показала на рисунки.

— У него случился удар и кровоизлияние в мозг, и теперь он не может писать. Он, однако, нарисовал вот это. Один из наставников школы сказал, что изображения напоминают иероглифы.

Ханако пролистнула страницы.

— Они ничего не значат.

— У сэнсэя — то, что называется аграфией. Повреждение мозга, после которого он потерял способность писать иероглифы. Как если бы ты писала букву «t» и забыла перечеркнуть ее сверху, или если бы написала половину буквы «О».

— Ты видела его?

— Сэнсэя? — Ханако кивнула. — Видела пару раз в больнице, совсем недавно. Большая часть тех исследований, которыми я планирую заниматься, связана с людьми, у которых поврежден мозг. Инсульты, кровоизлияния, опухоли, последствия хирургического вмешательства. — Тина показала на рисунки. — Ты можешь в них разобраться?

— Как он выглядит?

— А? Как выглядит?

— Ладно, — ответила Ханако и вновь переключилась на рисунки. — Нет. Не могу. Можно я оставлю их у себя?

— Конечно, — ответила Тина в тот момент, когда Джереми принес их семгу. Ханако положила рисунки на колени, прижав их плотно рукой, словно они могли улететь.

Бабочка

прекрасна

в своей

свободе

— Вот, мам, что ты думаешь? — Тина держала набор полотенец, взятых из отдела льняных изделий «Мэйсиз». Ханако провела рукой по ткани. — Ну как?

— Мне не нужны новые полотенца.

— У тебя же старым уже десять лет. Они рассыпаются на части.

Ханако сжала материю, словно пробуя на крепость мускусную дыню.

— Тебе виднее, Ха-тян. Ты знаешь, что делаешь.

— Я ничего не делаю, я просто пытаюсь купить тебе полотенца.

— Тебе кажется, я трачу мало денег. Потому что я коплю их для тебя.

— Ма, это же просто несколько полотенец.