Онлайн книга «Иероглиф «Любовь»»
Впрочем, во дворце некому было выказывать удивление по этому поводу. Потому что дворцовый комплекс был пуст. Если не считать сидящей на престоле феи Цюнсан и самозабвенно пристроившегося у ее ног каллиграфа Ян Синя. Фея снова сменила свой облик и сейчас выглядела очаровательно нежной, как куколка с фарфоровым личиком. Если бы не многослойный наряд из кисеи, шелка и батиста, фарфоровость Цюнсан ощущалась бы гораздо сильнее. И всякому стороннему наблюдателю стало бы ясно, что женского в этой женщине не больше, чем милосердия в палаче. Но Ян Синь, неотрывно глядящий на свою фею, не видел этого. Он был счастлив — безраздельно, безумно, бесконечно. В, его глазах всякий жест Цюнсан был откровением, слово — рождением нового мира, взгляд — всесильным божеством... Ян смотрел только на фею и перестал смотреть на себя. Хотя, если бы и посмотрел, то вряд ли бы заметил, что тело его стало телом изможденного старика, лицо изрезано морщинами, длинные волосы, когда-то черные и блестящие, стали седыми и призрачными, как парящая в небе паутина. Когда Ян говорил, его голос напоминал скрип колодезного ворота или клекот стервятника, но он этого не замечал. К чему? Ведь есть голос его феи — мелодичный, завораживающий и волшебный, как шелест серебряной травы под хрустальным дождем... — Ян! —Моя государыня? — Не скучно ли тебе со мной? — В ослепительных глазах феи мелькнула насмешка, словно змея в траве. — Мне не может быть скучно с вами, моя госпожа, — проговорил Ян. Его глаза наполнились слезами. Ян теперь часто плакал, потому что фее нравилось, когда он плачет. Ведь плачущий мужчина — это такое I возвышающее душу зрелище. — Вы знаете, что любовь к вам снедает меня и не оставляет места ни для чего больше... Фея усмехнулась: — Ты готов отдать за меня жизнь, если понадобится? — Не может быть иначе, моя государыня. Повелевайте, я хоть сейчас готов умереть. — Сейчас не надо. — Голос феи звучал как нежная флейта. — Но у меня есть дурные предчувствия. — Какие, моя государыня? — Ян говорил с феей словно во сне. Он не помнил о том, что такие разговоры — с точно теми же словами — изо дня в день происходили между феей и им. И после каждого такого разговора фея становилась прекраснее, а Ян — слабее и беспомощнее. — Предчувствия... — повторила фея. — Проклятые Небесные Чиновники, похоже, помогли твоему брату добраться до принцессы Фэйянь. — Проклятия на голову моего брата, проклятия на голову принцессы Фэйянь, — ровно сказал Ян. — Возможно, они уже направляются сюда, в Тэнкин. Хотят захватить дворец и покончить со мной. Как ты думаешь, они смогут победить меня, Ян? — Нет, моя государыня. — Голос Яна был по-прежнему ровен и печален, как воды омута. — А почему, мой Ян? — вкрадчиво спросила фея. — Потому, что я своим телом заслоню вас, моя государыня, — сказал Ян. — Я подставлю им свое сердце. — И что же, мой Ян? — Они не посмеют убить меня, они меня пожалеют. И тогда вы воспользуетесь промедлением и убьете их. — Верно, мой дорогой Ян. Ты все очень хорошо запомнил. А теперь идем. Я хочу выпить чаю, но в одиночку это скучно. — Благодарю вас, моя государыня, — склонил голову Ян. — За что? — снова мелькнула змея в траве. — Вы не оставляете меня. Вы позволяете мне любить вас. Вы позволяете мне умереть за вас. Разве это не прекрасно? — О да. Идем. Фея соскользнула с престола бесшумно, как шелковый платок с зеркала. Взяла Яна за руку: — Вставай, мой друг. Они вышли из дворца и направились к ажурному чайному павильону. Кругом парили облака из цветов и ароматов. Но стороннему наблюдателю было бы понятно, что эти цветы, ароматы, мостики над озерами и сами озера — не более чем призрак, чары, наведенные на здешние места изворотливым умом. А самый наблюдательный наблюдатель понял бы, что и этот изворотливый ум — сам по себе призрак. В чайном павильоне все сверкало лаком, позолотой, начищенной бронзой, фарфоровой белизной. Глубокие кувшины, заполненные весенними цветами, вызывали головокружение своей красотой. Это бывает — иногда от грез кружится голова... Фея коснулась кончиками пальцев прозрачной воды в глубокой фарфоровой чаше и сказала Яну: — Подай мне чайник, дорогой Ян. Да, да, вот этот. Ах, как у тебя дрожат руки! Это, наверное, тоже от любовного томления? — Да, моя государыня... — Потерпи, Ян. Придет время, я щедро награжу тебя. Фея наклонила чашу с водой, подставив под струю бронзовый пузатый чайник. Вода полилась с неожиданно громким звуком, напоминающим звон монастырского колокола или голос боевой трубы. От этого звука лицо феи на миг исказилось, будто пошло трещинами, но потом снова стало очаровательным и мило-всепрощающим. — Показалось, — пробормотала фея. Наполнив чайник водой, фея повесила его над очагом. Ни дров, ни угля в очаге не было, но через некоторое время чайник заворчал, вода в нем стала нагреваться и шипеть. — Подай чашки, Ян. — Да, моя государыня. Фея взяла протянутые чашки, поставила перед собой на столик. Затем пальцами залезла себе в прическу и энергично поскребла. В чашки с головы феи посыпались какие-то бурые чешуйки. — Легенда гласит, что чай — это перхоть звездных фей, — усмехаясь, сказала при этом Цюнсан. — А я не хочу нарушать законы легенд. Чайник над очагом как-то уж очень не по-чайничьи (или не по-чайниковски?!) взревел и выпустил из носика струю густого молочного пара. — О, — сказала фея. — Вот и вода закипела. Сними чайник с подвеса, Ян. — Да, моя государыня. Ян взялся за ручку чайника, снял его, и тут произошло необычайное явление. Чайник завопил, задергался, заплевался кипятком. От неожиданности Ян выпустил взбеленившийся чайник из рук, тот упал на циновки, покатился, расплескивая воду... — Ты испортил нам чаепитие, Ян. — Голос феи стал суровым, как зима в горах Шицинь. Но Ян ничего на это не успел ответить, да и фее вмиг стало не до чаепития. Потому что блестящий чайник перестал катиться и помутнел. Из его полированных стенок полезла бурая шерсть; затем чайник как-то поднатужился и выпустил из себя две пары мохнатых лап, снабженных внушительными когтями. Вслед за лапами у чайника вырос преотменный хвост. Ну а уж когда чайник обрел морду, снабженную парой сверкающих пронзительных глаз, острыми зубами, чуткими ушами и белой полоской на носу, стало ясней ясного, что это никакой не чайник, а самый настоящий... — Барсук! — взвизгнула фея Цюнсан. — Оборотень!!! Она замерла в нелепой позе, словно ее пугала одна только мысль о присутствии в чайном павильоне барсука-оборотня. |