Онлайн книга «Иероглиф «Любовь»»
— Лу, я спрашиваю не о том. Счастлив ли ты? — Счастлив. Моя жизнь полна, как чаша с рисом, мне некогда предаваться горестным раздумьям или гнаться за несбыточными грезами. Моя страна возрождается из праха, с каждым днем становясь все прекраснее. И я счастлив отдавать этому все силы... — И потому ты не женишься, Лу? — Ч-что, государыня? — Я устала разочаровывать девиц самых знатных семейств, которые жаждут породниться с императорским каллиграфом. Выдерживать напор высокородных просителей, озабоченных вопросом твоего семейного положения, — дело неблагодарное. Ты всем отказываешь, а краснеть приходится мне. — Простите меня, государыня! — Да что там... — махнула рукой императрица. — Лу, я не хотела об этом спрашивать, но неужели ты до сих пор... — До сих пор и навсегда, моя госпожа. — Господин Лу Синь наконец-то осмелился посмотреть прямо в глаза императрицы. — Это неизменно, как восход и закат солнца. Я ничего не могу, да и не хочу с этим поделать. Пусть девицы из высокородных семейств перестанут надеяться на мой счет. Если угодно, я могу пустить во дворце слух, что я евнух. — Что за чепуха, Лу! И не смей даже! О, если б ты знал!.. — Что, моя государыня? Императрица помолчала, затем вздохнула: — Довольно разговоров. Так говоришь, послы от владыки Хошиди? — Да, императрица. — Надо идти. Проводи меня, Лу. Сегодня слишком тихий день — от такой тишины кружится голова и тело не хочет мне повиноваться. Императрица Фэйянь в сопровождении господина Лу Синя покинула храм. И хотя у храма ее, как обычно, поджидали носильщики с паланкином, императрица предпочла пройтись пешком до Непревзойденного дворца. Она не уставала любоваться отстроенными заново башнями и беседками, редкостными деревьями, привезенными из дальних стран, цветниками и рукотворными озерами, в которых плавали зеркальные карпы... Лу часто сопровождал государыню в таких прогулках. У парадных покоев Лу поклонился: — Позвольте мне оставить вас, государыня. Будет нехорошо, если повелитель Баосюй снова увидит нас... вдвоем. — Да. Но Баосюй здесь ни при чем. Он не ревнив. Скорее будет нехорошо, если нас заметят мои придворные дамы. Вот уж кому лучше на язык не попадаться! Императрица вошла в покои. Лу некоторое время смотрел на закрывшуюся за Фэйянь дверь, а затем развернулся и зашагал к Башне Мастерства, всецело отданной в его распоряжение. ... Послов, оказывается, принял Баосюй. Императрица подумала, что за это опять получит нагоняй от своего золотоглавого муженька — тот страшно не любил всякие дворцовые церемониалы, приемы и празднества. Впрочем, Фэйянь его понимала — ей и самой все это было не по душе. И предполагаемый нагоняй не замедлил себя ждать. — О, вот и ты! — ехидно поприветствовал Фэйянь дракон. — Опять устроила себе отдых и слиняла с престола? — Я молилась, Баосюй! — сурово сказала императрица. — За благо страны. — Уиг-м-м! Для блага страны нужны труды, а не молитвы. Впрочем, это мое личное суждение. Я всегда плохо относился к богам. Потому что сам почти бог. — Баосюй! — Ну, извини. Иди, поцелуй меня. У меня сегодня дымное настроение. — Какое?! — переспросила Фэйянь, ласково прикасаясь губами к драконьей чешуе. — Дымное, — вздохнул дракон. — Знаешь, когда из пасти не огонь, а только дым идет. И от этого так тоскливо и хочется куда-нибудь улететь... Если бы не ты, милая... — Что тогда? — Улетел бы я отсюда, — Изумрудные глаза дракона заволокла золотистая пленка— так было всегда, когда дракон принимался мечтать. — Возрождать страну, наводить порядок — это все, конечно, замечательно. Но... не знаю, как это бывает у людей, а драконы паршиво себя чувствуют, когда изо дня в день видят лишь стены, придворных дам... — О, я в этом тебя понимаю! — Города, поля, чиновников, прошения, подношения... А где-то вне всего этого ждет море. Море ждет, а я... Совсем не там! Потоскуешь-потоскуешь, да и впадешь в спячку. Знаешь, отчего драконы впадают в спячку? — Отчего? — Оттого что сны им становятся милее яви. — Баосюй, ты разлюбил меня? — Как была дурочка, так и осталась, хоть и императрица, — удовлетворенно заявил дракон, обнимая Фэйянь лапой за талию и притягивая к себе. — Я похож на выжившего из ума? Фэйянь уютно устроилась в объятиях своего дракона и сказала: — Море, говоришь? — Море, милая. Но совсем не такое, как здесь. Оно живое, дышит, жалуется, смеется и плачет. И ты смеешься и плачешь вместе с ним. Оно меняет цвет, в нем купается радуга, в нем отдыхает солнце от дневных трудов. Там подводные дворцы из халцедона и топаза сверкают среди водорослей, как глаза влюбленных женщин. А воздух над морем! Я бы отдал все, кроме, конечно, тебя, за глоток этого воздуха!.. — Баосюй, значит, ты поймешь меня? — Ты о чем, милая? Фэйянь вздохнула, прижалась к чешуйчатой груди. — Я не хочу быть императрицей, — сказала она, — И не вздумай ронять меня на пол, изображая удивление. И дай мне все сказать. Дракон молчаливо стиснул ее покрепче. — Я много думаю об этом в последнее время, — заговорила Фэйянь. — Может быть, это малодушие... не знаю! Но мне кажется, я сделала для Яшмового престола все, что могла. Что было моей задачей? Вернуть в людские души веру в справедливость, восстановить попранную династию Тэн. Я сделала это. Но разве лишь для того я родилась? Что дальше? Я буду жить, править и стариться, издавать законы, карать и миловать, воевать и объявлять мир, но не этого хочет моя душа! Когда ветер касается моего лица, мне хочется плакать, потому что я чувствую, как с этим ветром из меня уходит весна жизни! И остается лишь дворец и... придворные дамы. — Да, придворные дамы — это нечто, — хмыкнул Баосюй. — Ну что ты... Не реви. — Я и не реву, — неубедительно солгала Фэйянь. — Если бы можно было... — Что? — Отречься от престола. Без того, чтобы начались новые распри и волнения. Отречься, стать простой женой дракона и улететь с тобой... — К морю, — замерцали глаза Баосюя. — Моя простая жена, при всей своей прелести и наблюдательности ты иногда не замечаешь простых вещей. Ты можешь отречься от престола. В пользу своего брата. И вот что тебе скажу: пришла пора это сделать. — Мой брат, — прошептала Фэйянь. — О Небесная Канцелярия! Как я могла забыть об этом! — Немудрено. Сначала тебе не давали покоя государственные дела, потом придворные дамы... А теперь, если ты и впрямь решишься на это, никто тебя не осудит. Это будет красиво, благородно и ответственно. |