
Онлайн книга «Признак высшего ведьмовства»
![]() — Лотхен, — шепчет тетя. — На трибуну поднялся академик Даговиц! Следующей выступаешь ты! О как я волнуюсь за тебя, сердце мое! О если бы сейчас здесь были твои дорогие родители, они гордились бы тобой! Шарлотта улыбается внутренней улыбкой и говорит: — Несомненно, дорогая тетя. Девушка собранна и спокойна. То, что она должна поведать этой аудитории, а затем и всему миру, не терпит суеты, трусости и малодушия. — Слово для доклада предоставляется фройляйн Шпайер! Это звучит как гром среди ясного неба. Тетя приглушенно взвизгивает. Шарлотта встает со своего места и неожиданно слышит громкие аплодисменты. Ах да… Это ей за книгу о математическом анализе. Они еще не знают, какой сюрприз Шарлотта Шпайер приготовила ученому миру сегодня. Она поднимается на кафедру. Рядом с кафедрой воздвигнута огромная черная доска — специально для тех ченых, которые привыкли доказывать и излагать свои теории с куском мела в руках. Шарлотта не собирается отступать от этой традиции, но сначала — несколько вступительных слов. Шестнадцатилетняя Шарлотта Шпайер легко подавляет внезапный порыв волнения и, глядя в зал, говорит звонким, твердым голосом: — Господа! Среди всех наук, открывавших человечеству путь к познанию законов природы, самая могущественная, самая важная наука — математика. — Она переводит дыхание и слышит тишину зала. И продолжает: — Этими гениальными словами начала свою первую лекцию в Стокгольмском университете Софья Ковалевская. Эти слова актуальны и до сих пор, как и труды госпожи Ковалевской. Именно благодаря трудам этой великой женщины-математика я совершила открытие в науке. Я знаю, что мой сегодняшний доклад называется «Некоторые новые аспекты решения уравнения Ферма», но на самом деле я стою на этой трибуне по другой причине. Я собираюсь представить вашему вниманию полное, научное и неопровержимое доказательство теоремы Ферма. Маститые академики, сидящие в президиуме, поначалу недоуменно переглядывались, а с последними словами Шарлотты откровенно захохотали. Вслед за ними захохотал и весь зал. — Я прошу тишины и внимания, — спокойно, негромко сказала Шарлотта. — Меня никто не слышит? Что ж, как угодно. Она подошла к доске и взяла кусок мела. — Фрау Ковалевская, помогите мне, — прошептала девушка, выводя первую формулу. Через пять минут методичной работы Шарлотты у доски стих смех и разговоры в зале и президиуме. Тогда Шарлотта заговорила, сопровождая каждую новую запись точными и логичными комментариями. Постукивал о доску мел, новые формулы вставали стройными рядами, а в зале царила уже та мертвая благоговейная тишина, которая наступает именно тогда, когда человечество сталкивается с чем-то непостижимым и неподвластным разуму. Наконец Шарлотта вывела последнюю формулу и закончила свое выступление классической фразой: — Что и требовалось доказать. Немое изумление царило недолго. Первым закричал академик Даговиц: — Это шарлатанство! Теорема Ферма недоказуема! Но этот крик потонул в других криках и воплях. Потому что на обычной грифельной доске было выведено обычным мелом то, что перевернуло всю математическую традицию. И сделала это строгого вида девушка шестнадцати лет. В зале и около доски творилась буря: — Немыслимо! Это, невозможно! — Но как просто! Неужели доказано недоказуемое! — Это величайший день в истории математики! — Что вы, коллега! Это величайший день в истории человечества! Важнее, чем пришествие Христа! Вы только представьте, какие перспективы! Некоторые дамы из зала вскрикивали: «Мне дурно! Уведите меня! » С несколькими студентами и магистрами случилась настоящая истерика. К Шарлотте подскакивали, будто пружинные игрушки, маститые профессора и академики, глядели на нее как на живое диво, требовали новых записей, и она послушно сделала еще три или четыре раза полный ряд доказательства. Через некоторое время сквозь толпу к Шарлотте удалось пробиться тете. — Лотхен, милая! — кричала тетя. — Что ты натворила! Ты свела их всех с ума! Шарлотта оглядела беснующуюся у доски с уравнениями толпу. Новое, доселе неизведанное чувство тоски и сожаления внезапно заполнило ее сердце. «Я метала бисер перед свиньями. Вот что я делала. Бисер перед свиньями. Они недостойны чистого знания. Они никогда не поверят в него. Не поймут и не оценят. Им нужна мертвая наука, но не живая. Это и убило госпожу Ковалевскую». — Тетя, — тихо сказала Шарлотта. — Пожалуйста, давай немедленно вернемся домой. — Да, да, конечно! — залопотала тетя. — Девочка моя, что ты натворила! — Совершила невозможное, — пробормотала Шарлотта. — Только и всего. Тете как-то удалось вместе с Шарлоттой выбраться из толпы и попасть в лифт. Шарлотта заметила, что никто даже не обратил на них внимания, не обратил внимания на нее, только что сделавшую мировое открытие… — Помните, дорогая Шарлотта, — сказала ей как-то Софья Ковалевская. — Слава не нужна истинному математику. Ему нужно бессмертие, которое он обретет благодаря своим трудам. А слава — это для обычных людей. — Вы были правы, фрау Ковалевская, — прошептала Шарлотта, уносясь на лифте вниз, прочь из конференц-зала. — Вы, как всегда, были правы. Ей было грустно. Но не потому, что не получилось ее триумфа. Потому что они все-таки не поверили. — Лотхен, ты так бледна, — встревоженно сказала тетя Бригитта, когда они вернулись домой. — Я всегда говорила, что такие занятия не прибавят тебя здоровья. Прошу тебя, давай уедем отдыхать! На Ривьеру, в Альпы, в Египет — куда угодно, лишь бы подальше от этой математики, которая выпила из тебя все соки. — Я подумаю над этим, тетя, — механически сказала Шарлотта. Какая-то мысль, еще не оформившаяся в слова, не давала ей покоя, жгла, точно укус осы… — Я пока поднимусь к себе, хорошо? — Да, конечно. Детка, что тебе подать к обеду? Шарлотта, начавшая было подниматься по лестнице наверх, в свой кабинет, застыла. — К обеду… — вяло повторила она. — Тетя, я бы хотела немного поспать. А обед потом… — Как скажешь, дитя мое. — Тетя внезапно расплакалась, словно только теперь увидела, как исхудала, осунулась и побледнела ее гениальная племянница. — Я только на минутку зайду в кабинет, — сказала Шарлотта. Она вошла в свой кабинет и замерла на пороге. Что это?! Еще сегодня утром кабинет сиял, вдохновлял, был наполнен особой атмосферой стремления к знанию. Сейчас же это была унылая комната с беспорядочно разбросанными повсюду книгами, распечатками и компьютерными дисками. А еще… Софьи Ковалевской на портрете не было. Та женщина с топорными, грубыми и тупыми чертами лица, что смотрела на Шарлотту с портрета, никак не могла быть утонченной, мудрой и великой Ковалевской! |