Онлайн книга «Рыцарь Золотой Ладони»
Смотрительница приготовила чай, густой и ароматный. — А к чаю у меня пряники, — улыбнулась она. — Тульские? — спросил Виталий. — Есть и тульские. Но я хотела вас угостить более редкими образцами пряничного мастерства — пряниками из Тридевятого царства. — Неужели такое в реальности существует? — Конечно. У нас целая выставка посвящена Тридевятому царству. Замечательный мир! Завтра посмотрите. Смотрительница вышла и вернулась с плетеной корзиночкой, в которой лежали пряники, распространявшие поистине аромат амброзии. — Вот смотрите, на них даже надпись: «Подарок из Кутежа». Кутеж — столица Тридевятого царства. Потрясающий город. Я там как-то была по делам музея. И народ там очень гостеприимный, особенно сама царица — Руфина Порфирородная. — Ой, — сказал Виталий и вздрогнул, словно ему в ногу впилась оса. — Что случилось? — спросила Рита. — Не знаю, как это получается, — быстро сказал Виталий, — но меня и Ладонь тянет к этим пряникам. — В гастрономическом смысле? — Нет, скорее в пространственно-географическом. Кажется, я понял, куда мы отправляемся дальше. Это Тридевятое царство. — Подождите с перемещением, — посоветовала смотрительница. — Переместиться вы успеете, а вот нальют ли вам чаю в новом мире — это вопрос. — Согласны. Наши герои вволю напились чаю с пряниками из Тридевятого царства. А потом смотрительница отвела их спать. Виталий спал, и сны его были странны. Ему снилась кошка, цветом шерсти напоминающая немытый апельсин. Кошка плакала и говорила, что, если не Виталий и его компания, погибнет их Тридевятое царство ни за грош. Видимо, подобные сны снились каждому путешественнику, потому что с утра все выглядели довольно мрачно. — Мы должны спешить, — сказал Виталий смотрительнице музея. — Похоже, в Тридевятом царстве нас заждались. Не уверен, что там мы найдем Вселенскую Тайну, но… — Вы хотя бы позавтракайте, — уговорила их смотрительница. — Ведь неизвестно, когда вы снова окажетесь за столом. В Тридевятом царстве люди хлебосольные, но вдруг вы попадете в какой-нибудь лес. Или в поле. У нас есть картина Тридевятого царства, написанная художником Хорошишкиным — глухие леса да болота… Путники не стали отказываться и плотно позавтракали. Потом смотрительница отвела их в музей и показала картину художника Хорошишкина. Действительно, сплошной лес. — Ну ничего, — бодро вымолвил Чжуань-сюй. — Не пропадем. И Виталий вытащил Ладонь. Как всегда, процесса перемещения они не заметили. Открыли глаза и увидели, что стоят посреди глухого леса и что время здесь не утреннее, а что ни на есть сумеречное. Было прохладно, да еще комары обрадовались неожиданной поживе и принялись нападать без пардону. — Разведем костер и переждем ночь здесь, в лесу, — сказала Марья. — Вы, мальчики, не против подежурить? — А почему только мальчики? — удивилась принцесса Фэйянь. — Мы тоже будем дежурить. Неужели здесь, в этом жутком лесу, можно спать? Все согласились, что спать здесь действительно жутко. Да и земля прохладная. Эх, сюда бы палатки из паутины паучка аванси-мбонси! Есть и пить хотелось невыносимо, но путники решили терпеть. Еще не хватало разбрестись по лесу на ночь глядя! Развели костер, он отогнал промозглую сырость. Стало уютнее. — Давайте песни петь, — предложила Маша и первой затянула: «Пришла пора соборов кафед-ра-а-альных…» — Нет, это неподходящая песня, слишком возвышенная. Пусть госпожа Фэйянь нам споет. — Хорошо, — кивнула Фэйянь. — Я спою вам песню куртизанки, которая ждет письма от своего неверного возлюбленного. Вчера письма ждала, Сегодня жду письма. Я верно, начала Уже сходить с ума. Я знаю — этих мук Мои грехи страшней. Я не ломаю рук И не считаю дней. Я просто молча жду (За дверью ветер стих), Как грешники в аду, Чтоб помянули их. Все, сколь ни будет зла, Я вытерплю сама. Вчера письма ждала. Сегодня жду письма. — Это очень грустная песня, — Сказала Марья. — Но в то же время и светлая. Интересно, дождется ли куртизанка слов приязни от своего неверного возлюбленного? — Что касается автора этой песни, то она так и не дождалась письма от любимого и ушла в монастырь. Там она написала вот это стихотворение: Не возлюбивший ни врага, ни друга, Ни той, что нынче горько смотрит вслед, Ты вспомни черный час, когда разлука Тебе покажет, как же был ты слеп. Тебе уже ни в чем не будет веры: Жить — не играть. Играть, увы, не жить. И в этом сердце будут только ветры, Дожди да огневые рубежи. Ты б мог любить, но стоит ли? И удаль Твоя верна и праведен твой гнев… А что душа? Душа пойдет на убыль И пропадет, ни разу не взлетев. Ты выбирать свою дорогу волен, Свою строку. Но помни в этот миг: Не пожелавший ни любви, ни боли Несовершенен на путях своих. — Гневные стихи, — сказал Виталий. — Суровая это была куртизанка… Послышался треск сучьев. — Ой, — пискнула Рита. — А если это медведь? — Справимся, — успокоил ее Виталий и на всякий случай приготовил небольшую шаровую молнию. Молния гудела и потрескивала в ладони. На поляну выбрался никакой не медведь, а вполне обычный мужичок, которому можно было дать и пятьдесят лет и сто. Крепенький, в общем, по виду был мужичок. Одет он был в лапти с онучами, посконные штаны и пестрядинную рубаху. — Вечер добрый! — немножко гнусаво поприветствовал мужичок. — Можно у вашего костерка погреться? — Грейтесь, коли человек вы добрый, — несколько напряженно предложил Чжуань-сюй. — Только попотчевать нам вас нечем, сами сидим с пустыми животами. — А это ничего, — отмахнулся старичок. — Я пощусь нынче. — А что так? Мужичок сел у костра, потер лысину и сказал: — Дык ведь это… сказитель я. Истории разные придумываю и рассказываю. А когда придумываю, то пощусь, чтоб лучше придумывалось. |