Книга Дрожь, страница 24 – Элли Рейнолдс

«Стоп!» Я не могу позволить себе идти этой дорогой. Эта зима крайне важна для меня: пан или пропал. Решается моя судьба! Если я не войду в первую тройку, мне придется уйти из спорта и устраиваться на нормальную работу.

Саския смотрит на меня с любопытством, когда я усаживаюсь рядом с Брентом. Каждый раз, когда я ее вижу, меня охватывает ярость. Я буду вести себя так, словно ее здесь нет.

Брент сидит, вытянув длинные ноги, и делает большой глоток из бутылки.

– Тебе принести что-нибудь выпить, Милла?

Я издаю стон.

– Нет, я больше никогда не буду пить.

Брент показывает мне бутылку. Это всего лишь кока-кола.

– О! – выдыхаю я. – Нет, я буду воду.

Я наполняю стакан из кувшина, который стоит на столе.

– А меня ты не собираешься спрашивать? – обращается к нему Саския.

Брент делает еще глоток, словно не слышит ее вопроса.

Это интересно. Он только что ее проигнорировал. Откровенно и нагло. Почему? У них с Саскией что-то было?

Судя по выражению ее глаз, она удивлена. Она явно не привыкла к тому, чтобы ее игнорировали. Саския резко встает из-за стола, ножки стула со скрипом едут по деревянному полу.

– Хорошо, я сама себе принесу.

Я скрываю улыбку, когда Саския отправляется к барной стойке. Брент тоже улыбается.

Обычно я не чувствую себя так расслабленно рядом с такими симпатичными парнями, но Брент очень похож на Барнси. Такие же манеры, даже такой же акцент. Мне с ним комфортно, как будто бы мы знакомы много лет.

Рядом с Кертисом я испытываю совсем другие ощущения.

– Эй, Сасс! – Кертис хлопает меня по плечу.

Я резко поворачиваю голову.

– Как ты меня назвал?

Кертис улыбается, ему стыдно, и это отражается у него на лице.

– Прости. Из-за волос. – Он предлагает мне красное вино. – Хочешь?

– Нет, спасибо, я буду пить воду. А завтра я покрашу волосы в розовый цвет. И я не шучу.

Брент смеется.

– У тебя проблемы, братишка.

Саския возвращается с пустым винным бокалом. Не произнеся ни слова, она хватает бутылку из руки Кертиса, наливает вино себе в бокал и усаживается за стол.

Женщина в переднике приносит нам тарелки с тартифлетом ^[21] – мягким картофелем, залитым липким острым сыром, с характерным вкусом и запахом. Живот меня больше не беспокоит, и я страшно голодна. Я протягиваю руки к огню, пока жую.

– Сколько тебе было лет, когда ты занялась сноубордингом, Милла? – спрашивает Кертис.

– Одиннадцать, – отвечаю я. – Вначале я каталась по сухим склонам в Шеффилде. На снег вышла только в шестнадцать лет. А ты?

– В пять.

– А я в три, – вставляет Саския, хотя я ее не спрашивала.

Повезло. Неудивительно, что она так хорошо катается.

– Наши родители таскали нас с собой по всему миру, – рассказывает Кертис. – По крайней мере, по горам в разных точках света. Наша мама родом из Калифорнии, и у нас там до сих пор живут родственники. Поэтому мы провели несколько зим в Маммоте ^[22].

Я это знаю, но не хочу, чтобы он знал, что я им интересовалась и читала о нем.

– Я помню, как смотрела старые записи – я видела, как ваши родители летали над склонами на Аляске.

Кертис улыбается.

– Правда?

– У вас было классное детство.

– Иногда я уставал от мотаний по всему миру. Мне не нравилось все время переезжать с места на место.

Саския зевает. Я поворачиваюсь к Бренту.

– А ты когда начал?

– В десять, – отвечает он. – Но я занимался скейтбордингом примерно с шести лет. Мой отец – строитель, и он построил рампу для меня и брата у нас в заднем дворе, чтобы мы могли кататься на доске.

Меня веселит его лондонский акцент. Мне хочется смеяться.

– У нас даже были спонсоры, – добавляет он. – У моего брата очень хорошо получалось.

– Но ты предпочитаешь сноубординг? – спрашиваю я.

– Больше возможностей, – улыбается он.

– В прошлом году ты в первый раз участвовала в чемпионате Великобритании, Милла? – спрашивает Кертис.

– Да. Я подавала заявку и в позапрошлом году, но получила травму колена как раз перед соревнованиями.

– Какую? – склоняется вперед Саския.

– Порвала наружную коллатеральную связку. – Мне кажется, что признаваться в этом – слабость. – Но теперь с моим коленом все в порядке.

Я не собираюсь ей рассказывать, как в то лето работала по восемьдесят часов в неделю, чтобы оплатить физиотерапию в дополнение к деньгам, которые я откладывала на следующий зимний сезон.

– Саския несколько лет назад порвала переднюю крестообразную связку, – говорит Кертис.

Она резко поворачивает к нему голову.

Это серьезная травма. Я жду, надеясь, что он расскажет поподробнее. Но вероятно, он понимает, что она хочет ему сказать своим взглядом, и просто откидывается на спинку стула.

– Мне кажется, что наш вид спорта напоминает игру «Змеи и лестницы». Остается только надеяться, что удастся забраться повыше, а не соскользнуть вниз.

Другие люди, которые ужинали в ресторане, ушли, а женщина, подававшая нам тартифлет, маячит неподалеку. Бедняга! Она выглядит изможденной. Я знаю, как она себя сейчас чувствует. Летом я работала в баре до четырех утра, потом спала несколько часов и отправлялась на дневную работу.

– Как мне кажется, она хочет, чтобы мы поскорее заканчивали, и она смогла закрыть ресторан, – говорю я тихим голосом.

Мы доедаем все, что нам было подано, и женщина сразу же хватает наши тарелки. Потом она показывает нам отсек коридора, служащий хостелом. Каждому из нас выделяется по комнате.

– Эй, Милла, – тихо говорит Кертис, когда я уже собираюсь зайти в отведенную мне. – Если замерзнешь ночью, ты знаешь, куда идти, чтобы согреться.

Саския поворачивается и смотрит на него со странным выражением лица.

– Думаю, что моя кровать теплее, чем его, – говорит Брент, стоя в дверном проеме.

Я бросаюсь в свою комнату, мое лицо пылает.

Спортсмены – физически крепкие люди. У нас много энергии, но иногда она оказывается неизрасходованной к концу дня. Поэтому предложение парней меня не удивляет. И мне нравится, как они все это подали. В их словах не было ни похоти, ни угрозы. Они просто предложили мне свои варианты, а я могу эти предложения принять или отклонить.