Книга Ревущая Тьма, страница 82 – Кристофер Руоккио

Свет… Откуда Яри знал? Я почти не имел представления об этих его Омутах, но оракул сказал, что он – или те, что его поглотили, – не были Тихими. «Рыси, – повторил он мои собственные слова. Слова, которые я так и не сказал. – Рыси, львы и волчицы». Свет присутствовал и в его видении, и в моем, создавая своего рода гармонию. Означало ли это, что видения правдивы? «Будущего нет, – сказал оракул. – Все уже есть в настоящем. Нужно только выбрать».

Что выбрать?

– Приятно видеть, что такой молодой человек, как вы, читает.

– Что? – Оглянувшись, я увидел улыбающуюся престарелую женщину, наверняка какую-нибудь графиню.

Одета она была в помятый потертый бархат, испачканный за время пребывания здесь, но лицо у нее было доброе. Она протянула мне пластмассовую тарелку с одиноким фруктовым пирожным. Служанки не приходили уже очень давно. Старушка сохранила пирожное про запас. Прихлопнув голограмму, я закрыл терминал и сел ровно, без комментариев отказавшись от угощения.

– Читаете, – повторила бабуля. – Сейчас кругом можно увидеть молодежь с печатными книгами. Старинными или контрафактными. Они любят, чтобы их видели с книгами. А вот читать – не любят. Что читаете?

Я из предосторожности убрал наручный терминал под рукав:

– Записки путешественников.

Точнее, отчеты о первых раскопках гробниц на Озимандии, записанные ассистентом схоласта, руководившего экспедицией. Понятия не имею, откуда Валка их добыла. В этих заметках содержались множественные упоминания руин ксенобитов на самых разных планетах; инквизиция казнила бы любого за их хранение.

Графиня чего-то там отложила на тарелку и наклонилась ко мне:

– Правда? Раньше я такое любила. О чем они?

Я находился на Воргоссосе и не видел причин лгать о Тихих.

– О колонизации Озимандии в тринадцатом тысячелетии. Конкретно о раскопках под Великими Арками Панормо к югу от столицы в Меренхоре.

– Об аркостроителях?

– О них самых, – ответил я с улыбкой. – Автор утверждает, что аркостроители ничего не строили, а лишь заселили сооружения более древней и развитой цивилизации.

Старушка не ответила, и я добавил:

– То же самое говорят об иудеккских ирчтани и кавараадах Садальсууда.

Графиня скорчила гримасу:

– Вы про ануннакские легенды? Я с детства их не слышала!

Должно быть, теперь уже я скорчил гримасу, потому что она продолжила:

– Пожалуй, вы для них немножко… молоды. По ним ставили оперы. Про древних ксенобитов, что были более развиты, чем мы.

– И Капелла их не запрещала?

– В те времена они еще не были столь закоснелыми. Не насаждали всюду благопристойность и не следили за тем, что исполняют всякие замшелые артисты. Времена были другие. – Ее голубые глаза, как это бывает у глубоких стариков, выглядели отстраненными. – Война все изменила. Кому нужны сказки про воинственных ксенобитов, когда есть настоящие?

Возразить на это было нечего. Я согласно кивнул и понурил голову.

– Вы на нас не похожи, – заметила графиня.

Она была уже десятой после Кима, кто сделал такое замечание, и моя улыбка застыла.

– Пожалуй, – с раздражением ответил я.

– Вы здесь наверняка по иной причине, нежели мы.

– Почему вы так решили?

Она поерзала:

– Вы слишком молоды, чтобы думать о смерти. Особенно если вы пэр. Барон утверждает, что вы из звезды Виктории? Родич самого императора? У вас впереди еще века. Пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем вам понадобятся здешние услуги.

– Вы все здесь ради одного? – спросил я. – Продления жизни?

– Продления? – ухмыльнулась графиня; пары зубов во рту недоставало. – Нам нечего продлевать. Вечный предлагает нам новую жизнь.

Барон Ким говорил то же самое. Новый мозг. Новое тело.

– Каким образом?

– Он их выращивает. Воспитывает. Пока они не будут готовы.

– Воспитывает? – Я серьезно посмотрел на нее. – Вы имеете в виду детей.

Лицо графини чего-то там стало похоже на погребальную маску. Кем бы она ни была, в первую очередь она оставалась соларианским нобилем и давным-давно научилась сдерживаться.

– Я имею в виду другую себя.

– Клонирование? – с отвращением произнес я.

Клонирование было одной из двенадцати скверн Капеллы, самым тяжким грехом. Если память мне не изменяла, его внесли в список не сразу, а после того, как клонов стали использовать для махинаций с наследством.

Старушка промолчала. Ответа не требовалось.

– Графиня, наш юноша вас беспокоит? – весело спросил появившийся рядом барон Ким.

Значит, она в самом деле графиня. В другое время такое совпадение меня бы повеселило, но сейчас в животе образовалась зияющая дыра.

Добрый старый мандари с кружевным галстуком и бородкой клинышком куда-то исчез. Улыбчивая бабуля – тоже. Траурные очертания зала с легким запахом старческого мускуса, старой мебели и лака уступили место сере и соленому дыму. Статическому электричеству.

В Перонском дворце на Форуме есть зал, где содержатся картины и другие артефакты со Старой Земли. Среди них, в комнате без окон, освещенной лишь свечами, хранятся девять из четырнадцати фресок, известных как «Мрачные картины», написанные художником Гойей в конце золотого века Земли. Остальные фрески, как и другие картины Гойи, утрачены. Стали либо жертвами Адвента, уничтожившего нашу родную планету, либо потерялись в ходе перегринации.

Сам император показал мне эти фрески. Мы были с ним наедине – если не считать трех его рыцарей-экскувиторов и привратников из Марсианской стражи. Он был защищен щитом… Император всегда защищен, и поле Ройса сверкало в свете хрустальных свечей.

– Сатурн, пожирающий своего сына, – сказал император, указывая усыпанными кольцами пальцами.

Картина была страшная, но впечатляющая. На ней обнаженный мужчина с всклокоченными волосами и бородой, настоящий великан, сжимал в руках изувеченное безголовое тело и откусывал ему руку. В глазах безумного титана стоял осмысленный ужас. Он знал, что творит зло, но не мог остановиться – так сильна была его жажда жизни.

Древнее, местами прогнившее полотно было настолько старым, что алая кровь несчастного сына Сатурна стала грязно-коричневой. Вспомнив это полотно, я представил себе глаза людей, собравшихся в этом мрачном зале. Лорда Кима и графини чего-то там. Великого герцога Милинды и норманского торговца специями. Они знали. Они знали, кем они были.

Глупцы могут смотреть на таких людей свысока и утверждать, что их извратило богатство. Тем, кто не нажил богатства, легко притворяться моралистами, как будто они сами не поддались бы соблазну, представься им такая возможность. Бедные не более нравственны. Просто у богатых больше возможностей безнравственно тратить свое состояние. Сколько человек отправились бы на Воргоссос, если бы могли? Сколько триллионов?