Онлайн книга «Демон в белом»
Деймон. Гавриил звал меня деймоном. Где Гавриил? Я раскрыл рот, чтобы ответить, но остановился. Я ведь уже отвечал! Валка заметно нахмурилась, и я промолчал. Что-то в самом деле было не так. – Гавриил давно умер, – сказал я наконец. – Ты провела здесь больше десяти тысяч лет. Деймон ответил не сразу, а когда заговорил, то вовсе не о том. Где дети? Их нет. Их нет. – Какие дети? – удивительно ласковым тоном спросил Тор Гибсон. Положив руку на плечо Сиран и опираясь на трость, он подошел к постаменту. Мои дети. Мои подопечные. – Которых ты везла в колонию? – уточнил Гибсон, наклонив голову в ожидании ответа. Они нуждались в интеграции. Да. – Интеграция? – переспросил Гибсон, наклоняясь в другую сторону, словно слепец, пытающийся определить, откуда идет голос. Дети неисправны. Чтобы их стабилизировать, нужно вмешательство. Нужна интеграция. Я вспомнил доклады солдат Бога-Императора, штурмовавших пирамиды на Земле. Доклады о подключенных друг к другу и к машинам мужчинах и женщинах, о раздутых и скрюченных телах, о переросших конечностях и распухших животах. Я вспомнил бледные бородавчатые руки Братства, поднимавшиеся из воды, и бесформенное нечто, что видел в глубине. – Ты говоришь, что я тоже неисправен, – сказал я. – Каким образом? Клеточное старение. Генетическое метилирование. Деградация теломеров. Ошибки считывания генетического кода. – Старение, – быстрее нас с Валкой сообразил Гибсон. – Ты хотела интегрировать колонистов в свою сеть, – прищурив серые глаза, заключил он. – В себя. – Нам известно, что мериканские машины использовали органические нервные волокна, чтобы ускорить обработку данных и объем памяти, – сказала Валка. – Но… людей целиком? С каждой секундой картина вырисовывалась все яснее. Опустошенные города, миллионы тел, найденные в пирамидах. Мериканские машины использовали своих создателей как субстрат для обработки информации, помещали их в пирамиды как запчасти. Ведь говорили, что у каждого мужчины, женщины и ребенка был компаньон? Спутник, призрак, не отступавший от них ни на шаг. Какая-то искусственная личность, жившая в сером веществе их мозгов? Так продолжалось до тех пор, пока машины не стали делить своих хозяев, сдавать их мозги в аренду, как простаивающие фабрики. Люди, построившие машины, сами превратились в компоненты этих машин. Мечты, которые завели людей в железные лапы их созданий, ушли в прошлое. И пока человечество тешило себя иллюзиями, машины продолжали строить согласно собственным проектам, взяв человечество под свой контроль. Валка не закончила. – Ты предотвратила их смерть. Каким образом? Почему-то я знал ответ еще до того, как он был озвучен. Мы отключили гены подавления опухолей. Провели тщательную генетическую чистку. Ускорили рост. Улучшили первичную модель. – Рак, – произнес я имя не побежденного до сих пор древнего монстра. Жуткие наросты сразу предстали в новом свете. Опухоли. – Вы наградили их всех раком. Пока люди спали в капсулах внутри мериканских пирамид под присмотром электрических глаз своих нянек, машины подрезали их, словно саженцы, сотнями лет тщательно следили за делением клеток и выбраковывали их. Люди больше не умирали. Победив войны, болезни и голод, машины одолели и саму смерть, но какой ценой? Я представил, как будто просыпаюсь от ниспосланного деймонами блаженного сна и вижу, что опухоли так разворотили мое тело, что кости переломались, руки и ноги отвалились, а внутренние органы полопались и были заменены механизмами, чтобы кровь не перестала поступать к моему плененному мозгу. Меня охватил ужас, рука сама потянулась к клинку, чтобы разрубить пьедестал деймона, – но я сдержался. Мой ужас отразился на лицах Валки и Гибсона; остальные тоже перепугались, но не столь явно. Машины следовали заветам Фелсенбурга, но извратили их. Они принесли мир и спасли людей от всех зол. Даже от смерти. Где Гавриил? – Оно безумно? – спросил я на пантайском, надеясь, что деймон не поймет. – В маразме, – ответила Валка на том же языке. Она приблизилась к постаменту, словно заметив что-то невидимое мне, и сказала: – Без присмотра все органические компоненты, должно быть, сгнили. Глаза Валки загорелись идеей, и она спросила, перейдя на классический английский, которым теперь владела в таком совершенстве, что все мои годы обучения казались пустой тратой времени. – Горизонт, ты полностью в рабочем состоянии? Запускаю диагностику. Экраны вокруг нас заморгали, как глаза эпилептика. Я попытался распознать на них текст, но слова сменялись слишком стремительно. Вдобавок многих символов я вовсе не знал и предположил, что они были не из человеческого языка, а из неизвестного людям языка машин. Процессы старения в первичной и вторичной неокорах. Некроз восьмидесяти двух процентов органических соединений. Необходимо немедленное лечение. – Оно тяжело больно, – сказала Валка. – Умирает, – констатировал я. Валка подошла и, взявшись за края контрольной панели, спросила: – Можешь обойти органические схемы? Я был рад, что она со мной. Будучи тавросианкой, Валка понимала машины лучше, чем я когда-либо был способен. Наши приборы отличались от артефактов мерикани и были менее мощными, ведь даже в Демархии страх перед деймонами Золотого века все равно оставался силен. Но принципы их действия различались не настолько, чтобы познания Валки оказались бесполезны. Горизонт ответила нежным женским голосом: Перехожу в режим восстановления. Экраны вновь потухли, прикинувшись выходящими на пещерную темницу окнами. Между постаментом и вогнутым черным потолком замерцали белые огни, и металлические руки сдвинулись. – Черная Земля! – выругался Паллино, и я увидел, как они с солдатами прикрывают Гибсона и принца от возможного нападения. Несколько рук двинулись по рельсам, остальные принялись сгибаться и шевелить пальцами, копируя движения человеческих рук. Я на миг вспомнил цепкие руки Братства. Могло оно отрастить их по подобию такого пульта? |