
Онлайн книга «Рядом с тобой»
– Не ходи, дочка, не надо, с ним Тимур, он врач, он делает все, что нужно. Галя медленно опускается на ступеньки крыльца. Двор почти опустел, а она и не заметила. Где-то совсем близко стрекочет сверчок. Абу садится рядом. – Спасибо, дочка, что приехала, – тихим голосом произносит он. – Ты даже не представляешь себе, что для нас сделала. – Он опирается локтями о колени и сжимает кисти. – Спасибо… Так близко его худое исстрадавшееся лицо, тусклые от горя глаза… Нежность захлестывает Галку, она порывисто обнимает Абу и прижимает голову к его плечу. – Знаешь, когда Салман признался, что любит тебя? – спрашивает Абу, и она слышит в его голосе отголоски давней радости. – Нет. – Зарган, расскажи. Зарган задумчиво улыбается и, придерживая юбку, садится напротив на низенький табурет. – Мы были в восьмом классе. Шли из школы, а он о тебе рассказывал. Он по десять раз на день о тебе рассказывал. Только мне, больше никому, это был наш секрет. Подошли к дому, а он остановился и говорит: «Я тебе что-то скажу, а ты никому не говори». Я пообещала не говорить. «Я люблю Галинку и женюсь на ней». – Зарган запинается и теребит пуговицу на халате. Снова молчание. – Галинка, – Абу тяжело вздыхает, – у тебя, наверное, к нам много вопросов? – Морщины-ущелья на его лице становятся невыносимо резкими. – Нет, отец, – Галя мотает головой, – прошлое уже не имеет никакого значения… никакого. Взгляд Абу долгий и пристальный. – Ты мудрая женщина. – Он гладит Галку по плечу. – А что это у тебя на шее? – Он подслеповато щурится. Галя снимает цепочку: – Вы должны помнить это. – Она кладет крестик на ладонь Абу. – Это Петин крест! – Абу подносит крестик близко к глазам. На его лице одна другую сменяют эмоции. – Мы с твоим отцом наивно полагали, что войн больше не будет. – Абу тяжело вздохнул и вернул Галке крестик. Тяжело ступая, он идет в дом. Они втроем – Зарган, Люба и Галя. Они молчат. Скрипя дверью, на крыльцо выходит мужчина лет пятидесяти в круглой темной шапочке. – Ну, как он? – спрашивает Люба. – Он будет спать пару часов. – Так долго! – вырвалось у Гали. – Да. Потом пару часов ему будет легче, потом снова укол… Ничего не поделаешь, – он тяжело вздохнул. – Вы Тимур? – спрашивает Галя. – Да. Она смотрит на него во все глаза, но он ничего не говорит. – Скажите, неужели ему ничем нельзя помочь? Тимур слабо улыбается: – Ему все помогают, все, кто его знает и кто не знает. И вы, Галя, тоже помогаете, и Рома помогает. Галя прижала руки к груди. – Но я хочу, чтобы он вылечился, понимаете? Очень хочу! – в отчаянии шепчет она. – Я не хочу, чтобы он оставил меня! – А он вас не оставит, он всегда будет рядом. Идите к нему, он вас ждет. Даже когда спит, он ждет вас. Она поднялась на крыльцо, толкнула дверь и оказалась в большой, ярко освещенной комнате, заполненной людьми. Люди сидели на диванах, стульях, в креслах и на полу, застеленном коврами. Они все смотрели на нее, казалось, ждали ее и молчали. Рядом с Яхой сидел сильно постаревший директор ресторана. – Дочка, – тихо сказала Яха, – тебе надо поесть. Яха повернулась к молодой женщине, сидевшей на стуле возле входа: – Лиза, покорми Галю. Галя вскинула руку: – Спасибо, не сейчас. А где комната Салмана? – Там, – директор ресторана кивнул на белую двухстворчатую дверь справа от входа. Она на миг задержалась у двери и вошла. Не сводя глаз с лица Салмана, она села на пол и положила голову на край кровати. Чувства покинули ее, и она будто оказалась в безвременье. Время остановилось. Исчезло прошлое, будущее, осталось только настоящее. Воздух казался плотным, хоть режь его ножом, и в нем не было звенящего отчаяния. Что-то особенное происходило в обозримом пространстве, и в центре этого пространства находился Салман. Горит ночник, его широкий плоский абажур отбрасывает на потолок странные тени. Галя смотрит вверх и не может сдержать слезы – она видит три прекрасных силуэта. Это Тадж-Махал, пирамида Кукулькана в Чичен-Ице и женский профиль. Это ее профиль, с носом-картошкой и тоненьким конским хвостом. – Что ты там увидела? – слышит она и поворачивает голову. Она улыбается через силу и быстрым движением смахивает слезу. – Это ты вырезал? – Она показывает рукой на потолок. – Да. Я вырезал. Я часто вспоминаю дядю Петю и удава из мультика «38 попугаев». – Он смеется. Она хотела сказать, что любит его, хотела сказать еще очень много, но слова застряли в горле. Салман повернулся на бок и положил руку поверх Галкиной. – Ты даже не представляешь себе, как я счастлив! Родная… – Он сжимает ее руку, в его глазах безграничный океан счастья. – Ты любишь меня… Он смеется. Сквозь слезы. – Это наше обручальное кольцо? – Да… Он целует ее руку. – А я свое продал… Она целует его руку. – Я так хорошо помню нашу первую встречу! – Он прижимает к груди ее руку. – Я увидел тебя, и будто кто-то стукнул меня по затылку. – Он коротко засмеялся. – Ты все время поправляла свой берет и так забавно злилась! Ты была такая… – он запнулся, – такая настоящая. В ту минуту я понял, что давно тебя знаю и люблю. Еще я понял, что это навсегда. Они молча смотрят друг на друга, не моргая. И все слова она читает в его глазах. Все слова она слышит в его молчании, в том, как он трогает дрожащей рукой ее лицо, как касается волос, как улыбается уголками высохших губ. – Иди ко мне, – шепчет он. Она забирается на постель, обвивает ногами его ноги и кладет голову на грудь. – Прости, здесь мало места… – Мне хорошо – ты рядом… – Помнишь, мы мечтали о большой кровати? – Да, помню… – Помнишь, как мы играли с маленькими кроликами, у которых были красные глазки? А как поживает наш поднос? Помнишь, как мы его покупали? Продавщица говорила, что он мрачный, а мы доказывали, что ярче не бывает… Мы все видим мир по-разному… Знаешь, я понял, что Цвейг во многом был прав. Она зарывается носом в его плечо. Они лежат неподвижно, но это кажущаяся неподвижность. Она боится сделать ему больно – ее уже предупредили, что он испытывает сильные боли во всем теле, когда прекращается действие лекарства, но все ее естество тянется к нему. Она прижимается все сильнее, чувствует его измученное болезнью тело, острые плечики, бедра, выпирающие ребра. Глубоко дыша, она ругает себя за нахлынувшее желание. |