Книга Эти ведьмы не горят, страница 21 – Изабель Стерлинг

– Мне-то пофиг. Я по-прежнему считаю, что идея дурацкая. – Вероника делает еще глоток. – Я видела Эвана возле кострища. Давай, гоняйся за Кровавыми Ведьмами, а я лучше Саванну разыщу.

– Ты допросишь ее? У тебя другие самоцветы найдутся?

Вероника обжигает меня взглядом.

– Саванна не ведьма. Да и будь она ведьмой, я и без магии у нее секреты выкачала бы. Люди обожают со мной откровенничать.

Слова Вероники уязвляют, но она растворяется в толпе прежде, чем остроумный ответ срывается у меня с языка. В итоге я оставляю остроумие при себе и выбираюсь во двор. Стоит приблизиться к костерку, я оказываюсь в центре внимания. Гости широко мне улыбаются, встают на пути, чтобы поздороваться. Время я теряю, зато убеждаюсь, что самоцветы действуют.

Когда мимо проходит Эван, я ухитряюсь вырваться из растущей толпы.

– Эван, подожди! – Бросаюсь следом за ним, стиснув самоцветы на цепочке в кулаке – пусть их энергия настигнет парня! – Надо поговорить!

Либо дело в силе розового кварца, либо Эван не трепетный гот, хотя и корчит его перед всеми, потому что он останавливается. Оборачивается. Устало на меня смотрит.

– Что тебе, Ханна?

Я чувствую, как теплеют камни. Проходящие мимо гости машут мне рукой, что раздражает Эвана. Я тоже нервничаю. Не исключено, что Вэлк – Кровавый Ведьмак, и в таком случае он способен мне навредить. Быстрее, чем я наложу защитный наговор. Но если он не успокоится, расспрашивать парня бесполезно.

– Может, поищем местечко потише?

Эван смотрит с подозрением, но позволяет увести себя в дальний конец участка Эбботтов. Здесь, по крайней мере, нам не помешают.

– В чем дело? – спрашивает он: я не спешу с расспросами. – Снова собираешься кошмарить меня из-за покупок в «Котле»?

– Нет, не собираюсь. – Сжимаю висящие на цепочке камни, надеясь, что розовый кварц развяжет Эвану язык. – Но раз уж ты поднял эту тему, давай поговорим. Я знаю, что именно ты убил енота в лесу.

– Я не уби… – начинает Эван, но осекается: хризоколла жжет мою ладонь, изгоняя ложь. Вэлк опять пытается возразить, но слова застревают у него в горле. Наконец он сдается. – Как ты узнала?

– Имей в виду, уверенности у меня не было. Но серьезное подозрение было, – бездумно выдаю я. Нет! Нет! В ужасе выпускаю камни из ладони. Из меня правду они вытягивать не должны. Самоцветы не так действуют. Как же они?..

Вероника. Ну конечно! Зуб даю, она специально нахимичила с наговором. А вдруг… На один неприятнейший миг появляется мысль, что и сегодняшний скраинг – туфта. Спрашивала же Вероника воду о моих чувствах. Неужели это изощренный способ меня унизить?

Но ведь она перепугалась, когда вода подтвердила, что в Салеме есть Кровавая Ведьма…

– Зачем ты наложил сглаз? Чего добивался? – спрашиваю я, возвращая разговор в нужное русло. Пусть не так, как надо, но правду самоцветы вытягивают, и я обязана использовать свой шанс.

– Не хочу об этом говорить! – Эван с силой отталкивает меня, чтобы уйти.

Мысли бегут наперегонки. Имеются ли здесь признаки магии? У Эвана – сила Кровавого Ведьмака? Или он просто выше и тяжелее меня?

– Ты должен мне сказать! – Задерживаю Эвана, схватив за запястье, и сосредотачиваюсь на теплой пульсации розового кварца: пусть Вэлк мне доверится!

– Почему?

– Да потому что мне страшно! – Правда срывается с языка, звенит в окружающем нас воздухе, пронзает кокон бравады, окруживший Эвана. – Мне страшно с того самого вечера. Если бы я понимала, в чем дело и каков твой план, наверное, смогла бы спать по ночам!

– Ханна… Я не думал, что кто-то догадается о том жертвоприношении, – глухо говорит Эван и приглаживает волосы. – Я не собирался пугать тебя или обижать Саванну.

– Чего ты хотел?

Эван смотрит через плечо, но музыка гремит, гости от нас далеко: риска быть подслушанным нет.

– Дело в моем отце.

– Что?

Вэлк шумно выдыхает.

– Постарайся понять, мой отец – нехороший человек. Жестокий и деспотичный. Я полжизни его боялся. И мама тоже. До физического насилия никогда не доходило, но он вечно был нами недоволен.

– Черт, Эван, мне очень-очень жаль, – выпаливаю я. Сейчас не время и не место и, пожалуй, эгоистично с моей стороны, но я вдруг радуюсь, что у меня такой папа. Добрый и бесконечно отзывчивый. – Чего ты добивался? Чтобы он оставил вас в покое?

– Он уже оставил. Сбежал пару месяцев назад с офис-менеджером из своей юридической фирмы. – Звук, слетевший с губ Эвана, явно выражает гадливость. – Та девица чуть старше меня. Она понятия не имеет, какой монстр мой папенька. Он все забрал. Все семейные совместные сбережения. Теперь мама с платежами за дом не справляется.

– Мне очень жаль, – повторяю я, не представляю, что еще сказать. Подобного поворота я не ожидала. – Но ведь… при чем тут наговоры? Ты пытаешься сглазить отца?

Эван насупливается и резко заявляет:

– Я прошу лишь воздать ему по заслугам.

Хризоколла жжет грудь. Эван думает, что выкладывает правду, но это не так. Он перегибает палку.

– Сочувствую. Конечно, тебе больно, только ведь магия, которую ты используешь…

– Да, – перебивает Эван. – Я в курсе, что она опасна. И маме это не понравилось бы, но он заслуживает настоящего наказания, Ханна.

Пронизывая самоцветы на цепочке, боль Эвана вонзается в меня, и камни становятся такими тяжелыми. Годы обиды пробиваются на поверхность.

– А с рунами что? – спрашиваю я. – Чего ты ими хотел добиться?

– С рунами? – недоуменно спрашивает парень. – Я лишь один ритуал в лесу провел. – Вэлк ерошит волосы и морщится. – Я просто хочу, чтобы моей семье было хорошо. Что еще делать, я не знал. – У него сбивается дыхание.

Толком ничего не сообразив, я тянусь к Эвану. Он делает шаг ко мне и позволяет себя обнять. Обвивает мне спину руками, прижимает к груди. Парень весь дрожит, и я понимаю, что он плачет. Сколько он держал это в себе?

Вот что теперь скажешь? Чувство вины терзает меня, подтачивает изнутри. Зря я вызвала Эвана на откровенность с помощью магии, но как извиниться, не разоблачив свой клан? Хочется заверить его, что все будет хорошо, но хризоколла не даст мне соврать. Не стоило просить у Вероники самоцветы, хотя на один вопрос они мне ответили.

Эван не Кровавый Ведьмак.

* * *

После признания парня я тащусь к дому, чувствуя себя бестактной сволочью. Неладное мне следовало почувствовать гораздо раньше: еще когда он пришел в «Котел», до костра. В школе Эван никогда готом не наряжался. Люди часто обращаются к викканству, да и к религии в целом, если жизнь летит в тартарары.

Когда я оглядываюсь, Эван стоит, прислонившись к забору. Улыбается уголком губ и поднимает руку. Я машу ему, но даже отсюда вижу, как он морщит лоб: похоже, крайне неприятные мысли заставляют его хмуриться.