Книга Змея, страница 67 – Бекс Хоган

Арлан вздыхает так, будто слышал это уже тысячу раз.

– Нет никаких доказательств его существования, не говоря уж о контроле над Капюшонами.

– Разве ты теперь не видишь? – спрашивает меня Ина. – Капюшоны охотятся на детей, а Рэйф ребенок. Необходимо защищать его от этих чудовищ. Вот почему мы не можем отпускать никого из Хранителей.

Я понимаю. Она – мать, которая хочет, чтобы ее дитя было в безопасности. Но ради сына она готова пожертвовать всеми остальными детьми островов, а с этим я смириться не могу.

Поэтому пытаюсь обратиться к Рэйфу напрямую:

– Разве тебе безразлично то, что земля, которой ты собираешься править, в состоянии войны? Неужели убийства людей не разрывают тебе сердце?

Прежде чем ответить, Рэйф неуверенно смотрит на мать.

– Но здесь мы же в безопасности, не так ли?

Он боится – но исключительно за себя.

– Ну конечно, – говорит Арлан. – Мы все тебя защищаем. – Он переводит взгляд на меня. – Это наш долг. Служить королю.

Во мне закипает ненависть. Он еще не коронован.

– То есть ваша армия вам нужна только для того, чтобы защищать себя и никого больше?

Никто мне не отвечает, никто даже глаз на меня не поднимает.

Подавляя в себе гнев, я принимаю решение. Я не брошу Запад на произвол его дикой судьбы, но не могу позволить, чтобы Хранители обратились против меня – пока. Вместо этого я буду учиться у Гая. Я соберу собственные силы. А потом позабочусь о том, чтобы все встало на свои места.

– Значит, больше вам нечего сказать? – Я пытаюсь завершить встречу и уйти раньше, чем скажу то, о чем потом пожалею.

– Так ты уйдешь? Не будешь бороться за престол? – спрашивает Ина, явно сбитая с толку.

– Я считаю, что должен быть способ защитить Острова от Капюшонов и при этом не подвергать Рэйфа опасности. – Слова подбираю тщательно, с умышленной неопределенностью.

– Ну, что до меня, то я такую помощь только приветствую, – говорит Мордекай. – Марианне следует предоставить возможность оставаться здесь столько, сколько она пожелает, а обращаться с ней подобает со всем уважением, которого она заслуживает, как наша истинная наследница.

У Арлана лицо пылает от возмущения, однако он согласно наклоняет голову.

Я киваю в знак благодарности и выхожу из комнаты, не оглядываясь, и хотя позади себя чувствую Олвин и Мордекая, мне отчаянно хочется побыть одной. Ярость и горе сжимают мне горло и грудь, я задыхаюсь – мне нужно на воздух. Поэтому я бегу. Слышу, как Мордекай окликает меня, и пролетаю мимо Якса и Астрид, которые поджидают, чтобы узнать, как все прошло. Я мчусь по разваливающимся коридорам, наружу, в заросшие сады. Высокая трава гладит меня, разросшаяся ежевика пытается поймать, но я все бегу и бегу, пока не замечаю что-то впереди, останавливаюсь и осознаю, что это такое.

Могила.

Отмеченная грубо тесанным камнем, отданным на расправу мху и лишайнику. Старая. Очень старая. Я глажу ее пальцами и ощущаю жужжание энергии, память о некогда живых жизнях. Под землей несколько тел.

– Тут погребены твои предки.

Я поворачиваюсь и вижу приближающихся Астрид и Олвин.

– Что, все? В одной могиле?

Астрид пожимает плечами:

– Была война. Не было времени как следует почтить память павших.

Олвин подходит достаточно близко, чтобы дотронуться до моей руки. Я закрываю глаза и мысленно прошу не спрашивать, как я себя чувствую. Не хочу говорить о том, что только что произошло. Не хочу думать о том, что теперь делать. Я пришла за помощью, а вместо этого обнаружила нового врага. Капюшоны – еще одна линия фронта. Как мне выбрать правильное направление на развилке? Кем я хочу быть? Что важнее всего? Гадюка, королева или волшебница? Какой путь ведет к победе?

– У островов на Востоке тоже у каждого свое имя, как и у нас? – спрашивает Олвин, и вопрос этот настолько меня удивляет, что я поднимаю на нее взгляд.

Олвин улыбается, и меня не в первый раз охватывает чувство благодарности к ней. Она дает мне возможность отвлечься.

– Да, конечно. – Только мне не хочется думать о Востоке. – Назови ваши, не считая Кровавого, который я уже знаю.

Астрид бросает на меня мрачноватый взгляд.

– И про Седьмой остров ты знаешь, – говорит Олвин, не обращая внимания на Астрид.

Ах да, помню слова Рэйвн про остров Тени, где обитают всевозможные духи и демоны. Звучит таинственно и зловеще, но я бы соврала, если бы сказала, что не интригующе.

– Если он находится в тени, что же там растет? – интересуюсь я.

– Немногое. Это топи – сырые, илистые и мрачные. Заросшие растительностью. Слышала, что там прижился один вид – высокие деревья, у которых много странных корней, растущих от самых макушек. Их называют «волосами утопленников».

Меня охватывает невольная дрожь.

– А как насчет твоего острова? Давай догадаюсь: Хрустальный остров, Сияющий остров?

Это было бы не лишено смысла, поскольку он славится песком, похожим на алмазную пыль.

– Почти, но нет, – говорит Олвин. – Он назван в честь гор и кобыл.

Снежный остров.

На мгновение ее улыбка увядает под воспоминаниями о Маме и Пип. Я понимаю. Я тоже больше не улыбаюсь.

– Десятый остров называется Огненным, – подхватывает Астрид, замечая перемену в настроении. – Практически необитаем. Представь себе Огненные поля, которые мы миновали, только покрывающие весь остров.

Я помню невероятное чувство возбуждения, охватившее меня, когда смотрела вниз на пустошь, где через трещины то и дело вырывались наружу газы, и представляю себе то же самое, только большего масштаба. Сколько мощи!

Сколько волшебства!

Эта мысль приходит ниоткуда, однако я не уверена, что в ней скрыта истина.

– Там безопасно?

– Ну, поля сейчас в спячке, – объясняет Олвин. – Не более, чем дымок на горизонте. Но так было не всегда, и так не будет продолжаться вечно. Однажды пламя вспыхнет снова.

– А Одиннадцатый остров называется Песенным, – продолжает Астрид. – Отчасти потому, что те, кто там рождаются, от природы одаренные музыканты, а отчасти потому, что и сам остров поет.

Я зачарована:

– Поет? Как?

– Никто толком не знает. То ли ветер касается травы, то ли эхо в долинах. Я бывала там несколько раз. Он просто прекрасный.

– Наконец, вот этот, – говорит Олвин. – Жемчужина Запада.

– Которой он когда-то был. – Грусть Астрид очевидна. – Я видела картины тех времен – земля была полна красок, всюду паслись дикие животные, жизнь била ключом. Поселения сияли от счастья. От довольства. Сегодня эти картины кажутся сном. Или ложью.