Онлайн книга «Юся и эльф. Все любят котиков»
Краш кивнул. Как-то рассеянно. Не отвлекаемся. Кладбище и могилка… разрытая… и дурацкая шутка, когда в плечи тычут, в могилку эту сбрасывая. И дно ее рушится, и кажется, будто летишь в яму, из которой не выбраться. Она глубока… …нет, на самом деле сильно глубоких не копали. Кому оно надо, с проблемами потом разбираться? Но вот расширить, углубить рабочую могилку, положить тонкие доски, которые землицею присыпать. У некромантов на редкость дурацкие шутки. И Глен, помнится, хохотал, глядя, как я пытаюсь выбраться. А вот тебе, Краш, не позволю. Твоя могила будет глубока, а из дна ее рука костистая выглянет, вцепится в лодыжку. Дернет. Он заверещал тоненько, обиженно и крутанулся, пытаясь избавиться от руки. Выругался Меченый. А над головой моей свистнул нож, чтобы по самую рукоять войти в стойку. – Не шали, – сказано было. А я что? Я стою. Вспоминаю прекрасные студенческие годы. Да, после той ночи я неделю с Гленом не разговаривала, а он все не мог понять, почему. Смешно же. Просто обхохочешься, до чего смешно. Краш всхлипнул и вытер нос, из которого протянулась тонкая струйка крови. А то… нам говорили, что ментальный дар опасен прежде всего для носителя. У меня же еще воспоминаний есть. Если он хочет. Вот, взять к примеру, обыкновенного пожорника, из тех, что заводятся на старых кладбищах, когда концентрация силы на них превышает допустимую норму. Свивает себе гнездо… – Нет! – взвизгнул Краш. – Хватит… ты… сам… она… не хочет. Не хочу. Еще как не хочу. А вот путы чужой воли ослабели. Мне, можно сказать, повезло. Будь Краш более опытным, я бы так легко не вывернулась. Но опытным он не был, привык, что жертвы сами рады обмануться, а стало быть, усилий прикладывать не приходится. Выучил пару фокусов и все. Я пошевелила пальцами. Сойдет. Убивать людей, конечно, нехорошо, но и умирать во имя человеколюбия как-то, по меньшей мере, неправильно, что ли? – Успокойся, – велел Меченый и протянул жменю. – На вот, капустки съешь. Хорошая… И Краш молча принял. Взял. Сунул в рот. Зажевал сосредоточенно, будто от того, сколь тщательно пережует он эту капусту, зависит личное его будущее. – Что ж ты так, девонька? – это было произнесено с легкой укоризной. А я что? Я ничего? Я вот стою и о жизни, может, думаю, которая у меня на редкость волнительной выходит. Надо было на теоретическую магию идти. Или в артефакторы. Сидела бы сейчас в каком-нибудь подвальчике, клепала бы амулетики… эх, не судьба. И ведь главное-то что? Главное, что это вот спокойствие мое нынешнее, оно совершенно ненормально. Мне бы в слезы. Или там умолять о пощаде… от меня ждут, что я сейчас расплачусь и стану о пощаде умолять. Вот только подсказывает мне что-то – не пощадят. У них заказ. А раз так… – Упертая, стало быть… не скажешь добром? Он сунул руку в бочку и словно бы задумался, окинул меня взглядом, будто примеряясь, помещусь я в этой бочке или нет. Я не согласна. В бочку. Мало того, что помирать, так еще и смерть на редкость идиотская: захлебнуться рассолом демонической капусты. – Скажу, – я улыбнулась, этак виноватенько, как на зачете у нашего недоброго мастера Грауберга, славившегося своею занудностью и просто-таки принципиальным нежеланием признавать, что и у женщины могут иметься мозги. Поговаривали, что нежелание это являлось естественным следствием неудачной женитьбы, но… в общем, чтобы сдать Грауберга следовало улыбаться и притворяться дурой. И чем дурнее, тем оно лучше. Я хлопнула ресницами. Губу нижнюю оттопырила, вспоминая ту, позабытую, казалось бы, рожу, которую долго перед зеркалом тренировала. Меченый крякнул. Не поверил? Грауберг тоже верить не желал, все ходил кругами и вопросами мучил. Потом все ж поставил свое «удовлетворительно» и высказался… в общем, я и теперь-то не особо вспоминать желаю о том, как высказался. – И что ты скажешь? – Все скажу, – я потупилась. И пальцами пошевелила. Оцепенение почти сошло, однако менталист, казалось, не ощутил, что жертва его получила возможность двигаться. Он, устроившись рядом с бочкой, опершись на нее, сосредоточенно жевал капусту. И вот честное слово, не нравилась мне эта его… целеустремленность. Не может нормальный человек так есть. А он ел. Совал руку в бочку. Зачерпывал. Запихивал в рот, пока щеки не раздувались. Вздыхал. Всхлюпывал, выпуская пузырики слюны, и клянусь, это несказанно забавляло демона, присутствие которого я ощущала всей кожей. Челюсти Краша двигались, перемалывая очередную порцию… – Так уж и все? – Все-все, – поспешно закивала я, прикидывая, успею сплести заклятье или нет. И сработает ли оно, ведь люди-то живые. Живых мне убивать не приходилось. И не хотелось. А вот демон, он не отказался бы. Он бы с удовольствием. Я даже ощутила тягучее, словно патока, желание увидеть, как льется красная-красная кровь. Что-то там и про кишки с мозгами было. Я сглотнула и, подозреваю, побледнела, иначе с чего бы Меченому таким довольным быть. – Все, стало быть? – он вытащил ножик. Серьезный весьма ножик. С клинком длинным, слегка изогнутым. Поверхность черненая, по кромке, коль приглядеться, искры бегают. – И это правильно… – острие ножика уперлось мне в горло. Мне стоило немалых усилий не отшатнуться. Вот с детства не люблю, когда в меня всякими посторонними предметами тыкают. – …и это ты умничка… – он икнул, а клинок пропорол мою рубашку. Почти новую, между прочим! И в кожу вошел, всего ничего, даже больно не было. А вот кровью запахло. И запах я этот ощутила, что говорится, всем телом своим. – Так и где? – Там, – я мотнула головой. – На полке. За банками. С огурцами. Взгляд Меченого переместился на полку к упомянутым огурцам. – В шкатулочке. Открывать настоятельно не рекомендую. – Надо же… эй, глянь… Краш не услышал, он жевал капусту, повизгивая от удовольствия. |