Онлайн книга «Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель»
|
Внутренне приготовившись к самому худшему в виде переполнившегося влагой памперса, она расстегнула брючки Тома и обнаружила, что никакого памперса в них нет, а брючки совершенно сухие. В ее бездетном доме, естественно, не нашлось горшка, но, проявив чудеса изобретательности, она наконец смогла уговорить его помочиться в унитаз. Почему-то это скромное свершение положило конец слезам. – Вот и умница. Он поднял к ней заплаканное лицо и неожиданно улыбнулся обезоруживающей улыбкой. Затем он взял губку и стал ее жевать, а Виктория, преисполнившись благодарности за то, что он перестал плакать, не стала ее отнимать. Она застегнула ему брючки, умыла его и повела на кухню. – Он сходил в туалет. Оливер уже опорожнил бутылку виски, которую оставила ему Виктория. Он стоял со стаканом в одной руке и с ложкой в другой, помешивая ею кашу. – Она вроде бы уже готова. Каша и в самом деле была готова. Виктория положила немножко каши в миску, полила ее молоком, села за кухонный стол, посадив Тома себе на колени, и дала ему ложку. Он не заставил себя ждать. После первой ложки она поспешно потянулась к чайному полотенцу и обмотала его вокруг шейки малыша. Через минуту миска была пуста, и Том, видимо, рассчитывал получить еще. Оливер отошел от плиты. – Я выйду на минутку, – сказал он. Виктория встревожилась: у нее возникло подозрение, что если он уйдет, то уже не вернется и она останется с малышом одна. – Тебе нельзя уходить. – Это почему? – Потому что ты не можешь оставить меня с малышом. Он ведь совсем меня не знает. – Он точно так же не знает и меня, но тем не менее, по-видимому, доволен жизнью и уплетает кашу за обе щеки. Оливер оперся ладонями о стол и, наклонившись, поцеловал ее. В первый раз за три года, но последствие от поцелуя было до боли знакомо. В груди что-то растаяло, а внизу живота что-то замерло и опустилось. Сидя за столом с его ребенком на коленях, она подумала: «Нет, только не это». – Я всего на пять минут. Хочу купить сигареты и бутылку вина. – Но ты вернешься? – До чего же ты недоверчива! Да, я вернусь. Теперь тебе будет не так-то легко от меня отделаться. На самом деле он отсутствовал минут пятнадцать. Когда он вернулся, в гостиной все было прибрано, подушки на диване взбиты и расставлены по местам, пальто повешены на место, а пепельницы освобождены от окурков. Он нашел Викторию в кухне, где она, надев передник, мыла салат. – А где Томас? Она не обернулась. – Я уложила его в свою кровать. Он больше не плачет. Наверное, он скоро снова заснет. Оливер решил, что повернутый к нему затылок выражал непримиримость. Он поставил пакет с бутылками и, подойдя к ней, повернул ее к себе лицом. – Ты сердишься? – Нет, просто беспокоюсь. – Сейчас я все объясню. – Придется. Она снова повернулась к мойке и занялась салатом. – Я не стану ничего объяснять, пока ты не будешь слушать как полагается. Брось свой салат, иди сюда и сядь. – Мне казалось, ты проголодался. Уже очень поздно. – Не важно, сколько сейчас на часах. У нас впереди масса времени. Ну же, иди сюда, сядь рядом. Он купил бутылку вина и еще одну бутылку виски. Пока Виктория развязывала фартук и водворяла его на место, он нашел кубики льда и налил в стаканы виски. Она ушла в гостиную, и он пошел вслед за ней. Виктория сидела на низенькой табуретке спиной к камину. Она не улыбнулась ему. Он подал ей стакан и поднял свой: – Ну что, за встречу? – Хорошо, за встречу. – Тост как будто был безобидный. Стакан обжигал холодом пальцы. Она отпила немного и почувствовала себя лучше. Во всяком случае, была почти готова услышать то, что собирался сказать Оливер. Он уселся на край дивана и посмотрел ей в глаза. На нем были джинсы с художественными заплатами на коленях и поношенные, все в пятнах, замшевые ботинки. Виктория невольно задумалась о том, на что он мог потратить плоды своего писательского успеха. Возможно, на виски. Или на дом в более благоприятном районе Лондона, нежели задворки Фулем-стрит, где он жил прежде. Она подумала о большом «вольво», стоявшем у ее дверей. Вспомнила золотые часы на его длинном тонком запястье. – Нам нужно поговорить, – сказал он снова. – Говори. – Я думал, ты вышла замуж. – Это ты уже говорил. Когда я открыла дверь. – Но ты не замужем. – Нет. – А почему? – Не встретила человека, за которого хотела бы выйти замуж. А может быть, не нашла человека, который хотел бы взять меня в жены. – Ты продолжаешь учиться в художественном колледже? – Нет, я бросила его через год. Учеба шла плохо. У меня был небольшой талант, но, чтобы стать художником, этого мало. Ничто так не удручает и не отбивает охоту к учению, как недостаток таланта. – И чем же ты сейчас занимаешься? – Работаю. В магазине женского платья на Бошамп-Плейс. – Не бог весть что. Виктория пожала плечами: – Ничего, сойдет и это. – На самом деле они должны сейчас говорить не о Виктории, а об Оливере. – Оливер… Но он не хотел слушать ее вопросы, возможно, потому, что еще не решил для себя, как на них отвечать, и поспешно перебил ее: – Как прошел вечер? Виктория поняла, что он всячески увиливает от разговора. Она пристально взглянула на него, а он встретил ее взгляд с невинным видом, за которым таилась настороженность. И она подумала: «Какая разница? Ведь он сказал, что у нас масса времени, целая вечность. Рано или поздно ему придется все объяснить». И ответила: – Как обычно. Много гостей. Много спиртного. Все разговаривают ни о чем. – А кто привез тебя домой? Она очень удивилась. Неужели он так этим заинтересовался, что даже решил спросить ее? А потом вспомнила, что его всегда интересовали люди, не важно, знал он их или нет и нравились ли они ему. Часто в автобусах он прислушивался к разговорам. Любил заводить беседу с незнакомыми людьми в барах и с официантами в ресторанах. Что бы с ним ни происходило, он все заносил в свою цепкую память, перемалывая и переваривая все это, с тем чтобы когда-нибудь позже оно вошло в написанные им книги в виде обрывка диалога или целого события. – Один американец. – Какой американец? – тут же заинтересовался он. – Просто американец. – То есть лысый, средних лет тип, обвешанный камерами и фотоаппаратами? Серьезный? Искренний? Ну, давай выкладывай. Ты же должна была что-нибудь заметить. |