
Онлайн книга «Смерть не имеет лица [= Преданность смерти ]»
Ее лучшая подруга, певица Мевис Фристоун, как раз в это время находилась в первой в жизни гастрольной поездке – занималась продвижением диска записей для одной из фирм Рорка, входившей в индустрию развлечений. Она теперь крушила своим голосом стены концертных залов в Атланте, и Ева вдруг почувствовала прилив сентиментальности. Как же высоко забралась Мевис по сравнению с теми временами, когда ей приходилось выворачивать наружу свои легкие в разбитых на закутки ресторанах-подвальчиках вроде «Голубой белки»! – Диск начинает пользоваться успехом, и Рорк считает, что запись Мевис войдет в двадцатку лучших, – с удовольствием сообщила Ева. Макнаб пощелкал кредитками в кармане: – И когда же мы об этом узнаем? Еве показалось, что он говорит об этом для того, чтобы прикрыть свой интерес к другой, главной для него теме, и она решила поддержать разговор: – Рорк планирует собрать вечеринку или что-то в этом роде, когда она вернется из поездки. – Да? Здорово! Но тут он встрепенулся: за дверью послышался стук уставных полицейских ботинок. Макнаб сунул руки в карманы, нагнав на себя видимость полнейшего равнодушия, и в этот момент в дверях показалась Пибоди. – Управление полиции Нью-Джерси пришло к выводу… – Пибоди осеклась, нахмурившись. – Что тебе надо, Макнаб? Лейтенанту некогда слушать твои убогие хохмочки. – Вообще-то, некоторые хохмы лейтенанту нравятся, – заметила Ева, но, увидев, что Пибоди слишком пристально посмотрела на нее, строго произнесла: – Итак, Макнаб, пошутили, и хватит. Продолжим о деле. – С удовольствием. – Макнаб широко улыбнулся Пибоди. – Так вот, при изучении записей звонков покойного выяснилось, что никаких иных разговоров с женщинами, помимо Лизбет Кук и своих сотрудниц, он не вел. В графе «Связи» в его дневнике обнаружены только пометки, связанные с мисс Кук, которая часто упоминается как «Лиззи, любовь моя». – И никакой другой женщины? – Ева поджала губы. – А другой мужчина? – Нет. Никаких амурных дел и никаких указаний на гомосексуализм. – Интересно. Пройдись по записям в офисе. Хотелось бы узнать, солгала ли «Лиззи, любовь моя» насчет мотива убийства, а если да, то зачем на самом деле она убила его. – Я уже занимаюсь этим. Макнаб двинулся к двери, но на пороге задержался, чтобы послать Пибоди нарочито громкий воздушный поцелуй. – Все-таки он – настоящая задница! – возмутилась Пибоди, когда Макнаб вышел. – Если он тебя раздражает, это еще не значит… – Без всяких «если»! – Но он довольно быстро сообразил, что его отчет может изменить некоторые аспекты рассмотрения дела, и сразу же пришел. Это немаловажно, Пибоди. Мысль о том, что Макнаб опять влезет в расследование одного из ее дел, привела Пибоди в ярость. – Но ведь дело Кук практически закрыто. Преступница созналась, ей предъявлено обвинение, она допрошена и взята под стражу… – Придется тебе сообщить, что она добилась-таки статьи об убийстве второй степени. Но если это преступление совершено не на почве ревности, может быть, нам еще удастся что-нибудь сделать. Все же неплохо было бы точно выяснить, была ли у Брэнсона какая-то связь на стороне, или Кук выдумала эту версию, чтобы скрыть другой мотив. Сегодня нам нужно побывать в его офисе и задать несколько вопросов сотрудникам. А это что у тебя? – Ева показала на диск, который ее помощница держала в руке. – Это предварительное заключение детектива Салли по Наладчику. Салли сразу согласился сотрудничать с нами, поскольку у него ничего нет. Тело, перед тем как его извлекли из реки, находилось в воде около тридцати шести часов. Свидетелей нет. Убитый не имел при себе наличных денег или чеков, но в карманах нашли удостоверение личности и кредитки. На руке остался браслет – подделка под «Картье», но хорошая. Салли исключает обычное ограбление, особенно с учетом того, что Наладчику сначала отрезали язык. – В этом может быть ключ к разгадке, – пробормотала Ева, вставляя диск в гнездо своего компьютера. – В заключении патологоанатома отмечено, что язык был удален с помощью зазубренного лезвия еще до наступления смерти. Следы сопротивления отсутствуют, значит, до этой импровизированной хирургической операции Наладчику нанесли удар, от которого он потерял сознание. Ну, а потом его сбросили в реку, предварительно связав ноги и руки. Смерть наступила позднее – в результате того, что он захлебнулся в воде. Ева легонько постучала пальцами по столу и улыбнулась. – Есть ли мне смысл читать отчет? Пибоди пожала плечами. – Детектив Салли был очень разговорчив. Не думаю, что он будет сопротивляться, если вы захотите взять это дело на себя. По его словам, не имеет значения, у какого берега реки найден убитый, проживавший в Нью-Йорке, и какое управление будет заниматься расследованием. – Я вовсе не собираюсь браться за это дело, просто меня интересует ход расследования. А как насчет «Арлингтона»? – Все, что удалось собрать, записано на диске, сторона Б. – Отлично. Сейчас я пробегусь по этой записи, а потом поедем в офис Брэнсона. На этом Ева решила закончить все разговоры. Но вместо того, чтобы уткнуться в экран, она сузившимися глазами уставилась на дверь. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял долговязый молодой человек в поношенных джинсах и старинной парке. «Лет двадцать с чем-то», – предположила Ева. Серые мечтательные глаза смотрели с таким простодушием, что она сразу представила, как уличные воришки и пройдохи выстраиваются в очередь, чтобы обчистить его карманы. С худощавого лица молодого человека можно было писать портрет мученика или самоотверженного жреца науки. Но в темно-русых волосах, собранных в гладкий хвостик, виднелись выгоревшие на солнце пряди, что явно не свидетельствовало о кабинетном затворничестве. Юноша смотрел на нее, смущенно улыбаясь. – Вы кого-то ищете? – спросила Ева. В этот момент Пибоди обернулась, вытаращила глаза и издала какой-то пронзительный визг: – Зак! О, вау! Зак! Она сделала огромный скачок и прыгнула прямо в длинные, протянутые к ней руки. Наблюдая, как Пибоди в своей безукоризненно отглаженной форме и уставной обуви болтает ногами в нескольких сантиметрах от пола, Ева не знала, что и думать. Она медленно поднялась из-за стола, а Пибоди продолжала чисто по-детски восклицать в промежутках между поцелуями: – Что ты здесь делаешь? Как ты здесь очутился? О, как я рада тебя видеть! Ты надолго? – Ди… – все, что он смог произнести, подняв Пибоди еще выше, чтобы поцеловать ее в шею. Ева прекрасно знала, что в их подразделении достаточно длинных злых языков, и решила вмешаться: – Извините. Сержант Пибоди, я полагаю, что эту трогательную сцену лучше продолжить во внеслужебное время. |