Онлайн книга «Перекрестки»
– Недурно, – сказала она. – Правда? – Я не хочу выходить. – Мы никуда не спешим. В темноте светились лишь часы на тумбочке, слышен был только шум проезжавших вдали машин. Он поцеловал ее в шею. – Я и забыл, каково это – быть с тобой вот так. – Знаю, – ответила она. – Это такой простой дар. – Тс-с. Шум проезжавшей машины походил на плеск волны. В Мэрион снова шевельнулось чувство вины. – “Кружиться на месте, – сказал он, – кружиться на месте, пока не вернемся к себе” [67]. Вот как я себя чувствую. Будто кружился на месте. Песня религиозная, но Мэрион поняла, что Расс имеет в виду. “Незачем будет стыдиться ни поклониться, ни покориться”. В простых словах песни заключалась радость такая глубокая, что корни ее переплелись с корнями грусти, и удовлетворить грусть было еще слаще, чем другое желание. Грусть гнездилась в сердце, и Мэрион отдалась грусти. Она плакала, чувствуя, как Расс твердеет внутри ее тела. И от этого плакала еще сильнее. Она снова была его. Он отер ее слезы. – Я не хочу с тобой расставаться. – Это приятно, – она всхлипнула, – но мне нужно в туалет. – Не гожусь я для этой жизни. Зря мы уехали из Индианы. Надо было прожить там всю жизнь, только ты, я и дети, община верующих… Она шевельнулась под ним, намекая, что хочет в туалет, но он не отпустил ее. – Мне нужна лишь семья, чтобы о ней заботиться. Бог, чтобы ему молиться. И жена, чтобы… Мэрион, я клянусь. Если ты простишь меня, я довольствуюсь простыми дарами. – Тс-с. – Ты всегда знаешь, что нужно делать. Как ты догадалась, что нам… мне бы и в голову не пришло, но ты оказалась права. Ты всегда права. Ты права насчет… – Тс-с. Пусти пописать. Она ощупью, стараясь ни на что не наткнуться, побрела в ванную, села на унитаз. Можно было исполнить фокус, чтобы Расс в мгновение ока перестал себя укорять. Он так жалобно-искренне во всем признался, точно ребенок: пора и ей кое в чем признаться. Воробей подсказал ей: пора. А если все-таки не признаваться? Чего она добьется, заставив его выслушать историю о Брэдли Гранте, Санте, аборте, Ранчо-Лос-Амигос? Вываляется в грязи, очистит совесть, но хорошо ли это по отношению к мужу? Теперь, когда несчастье с Перри вернуло ей Расса, не лучше ли просто любить его и служить ему? Он как ребенок, а ребенку в жизни нужен порядок: угрызения совести тоже в каком-то смысле упорядочивают жизнь. Проще она не станет, но в ее силах сделать ему такой подарок: пусть думает, что он виноват перед нею больше, чем она перед ним. Лучше так, чем вывалить на него свои сложности. Быть может, так ее соблазнял Сатана, но вряд ли: этот соблазн не казался Мэрион грехом. Скорее наказанием. Не покаяться Рассу в грехах – знать, что он не накажет ее, не пожалеет, не простит – и до конца жизни самой нести это бремя. Бесконечное бремя – остаться один на один с тем, что знаешь. Помоги мне. Подай любой знак. Дрожа, она сидела на унитазе и ждала знака. Если Бог ее и услышал, то ничем этого не обнаружил, и пока она ждала, что-то в ней изменилось. Она приняла решение – а Его, если что, потом спросит еще раз. Расс откинул покрывало, укрылся одеялом. Она легла к нему. – Я должна тебе кое-что сказать, выслушай меня, пожалуйста. Он положил руку ей на грудь. Она мягко убрала его ладонь. – Как ты знаешь, – продолжала она, – у моего отца был маниакально-депрессивный психоз… – Я этого не знал. – Ты знал, что он покончил с собой. Но я никогда не рассказывала тебе о своей болезни. Никогда не говорила, как плохо мне было в возрасте Перри. Я боялась тебя отпугнуть, мне было больно при мысли, что я потеряю тебя. Расс, милый, я бы этого просто не вынесла. Я так тебя любила, что не вынесла бы этого. – Я знал, что ты чуточку ненормальная. – Не чуточку. Ты имел право узнать это до того, как женился на мне. Я отдавала себе отчет, что это опасно, но ничего тебе не сказала. И даже не говори мне, что это ты виноват. – Это я виноват. Я… – Тс-с. Послушай меня. Ты путаешь разные вещи. Тебе стыдно из-за… измены. И даже этого не стоит стыдиться. Я ведь тебе разрешила. – Это не значит, что мне надо было пользоваться твоим разрешением. – Ты обиделся на меня. Я обидела тебя, потому что ты обидел меня: в браке такое бывает. Я к тому, что тебе просто не повезло. Тебе неловко из-за того, что случилось в Китсилли, тебе стыдно за это, я тебя понимаю. Но и только. Не вини себя за Перри. Я – причина его бед. – Я отлично знал, чего от меня хочет Господь. – Милый, я тоже его не послушала. Давай впредь будем лучше стараться. Давай каждый день будем вместе молиться. Давай изменимся. Давай станем ближе друг другу. Давай вместе почувствуем радость Господа. Расс вздрогнул. – Случилось ужасное, но ведь все равно можно радоваться жизни. Я смотрела на птиц – разве нельзя радоваться Его творениям? Разве нельзя радоваться друг другу? Расс застонал. – Тс-с, тс-с. – Я тебя не достоин! – Тс-с. Я с тобой. И никуда не уйду. – Я не достоин радости! – Никто не достоин. Это дар Божий. А Бекки была очень счастлива. Наконец-то настало последнее полугодие выпускного класса, в толпе младшеклассников Бекки чувствовала новую общность с выпускниками семьдесят второго года, но старалась каждый день общаться хотя бы с одним соучеником, с кем прежде ни разу не разговаривала, – с парнишкой, который ходит на занятия по слесарному делу, с девушкой из баптистской церкви, которую теперь посещали они с Таннером. Нечто вроде будничного христианского служения, а по выходным, если у них с Таннером было время, они на полчасика заезжали на вечеринку, одобренную Джинни Кросс, – не пить, просто отметиться, после чего ускользали в мир, недоступный школьному пониманию. К концу марта ей пришло письмо из колледжа в Лейк-Форесте – они готовы ее принять, – вдобавок у нее были веские основания рассчитывать на Лоуренс и Белойт. Предвкушение осени в Висконсине (прохладно, но еще можно ходить в свитере), комнаты в общежитии окнами на усыпанный листьями квадратный двор, предвкушение новых, на этот раз университетских, традиций, к которым нужно привыкнуть, нового социального положения, которого нужно достичь, – всего этого с лихвой хватало для счастья, тем более что ей еще предстояло лето в Европе, и Бекки ждала его с нетерпением. В марте на концерте в Чикаго (Бекки там не было) Таннер познакомился с молодой парой из Дании: выяснилось, что они организуют фестиваль фолк-музыки в Орхусе и им понравилось его выступление. В Европе сейчас очень популярен американский фолк, американских музыкантов ждут на целом ряде европейских летних фестивалей, а сольное выступление в Орхусе, которое предложили ему эти датчане, откроет Таннеру двери на все эти фестивали. Таннер вернулся с концерта в таком восторге, в каком Бекки его еще не видала. Правда же здорово, сказал он, поехать вдвоем в Европу, влиться в тамошнюю музыкальную тусовку, познакомиться с такими, как Донован [68], а то и с самим Диланом? |