Онлайн книга «Перекрестки»
Был час ночи, и она не знала, чем занималась два часа. Ее унылая комнатенка с щербатой облупленной мебелью, прокуренной обивкой, чересчур яркой люстрой, висевшей так, что неудобно читать в кровати, вдруг показалась ей набором случайных предметов, на которые она, возможно, смотрела, к которым прижималась лицом, об которые билась лбом. Одеяло кучей лежало в углу. Свежего дыма не было, но на кровати валялась перевернутая пепельница, у самого края подушки высилась гора старых окурков и пепла. Мэрион чувствовала себя так, словно отчаянно отбивалась от злых духов, косым дождем стучавших в окно. Живот болел от голода, но, кажется, она была невредима. “Я самый одинокий человек в мире", – записала она в дневнике. Утро принесло передышку между дождями. Перед тем как уйти на работу, Мэрион съела большую тарелку яичницы, небо над городом, поразительные синие прорехи меж стремительными облаками, ободряюще напоминало о более невинных зимах в Сан-Франциско. Нужно изменить привычный распорядок дня, подумала Мэрион, обедать вместе с другими сотрудницами, впредь не оставаться наедине с Брэдли Грантом, и тогда все будет в порядке. Но когда приехала в “Лернер” и попыталась поздороваться с управляющим, обнаружила, что ночной сбой не прошел даром. Нездоровье ее заключалось в том, что она с трудом выдавливала слова. Сигнал, который должен был превращаться в речь, сбивался с пути, и она сглатывала, краснела, с комом в груди вспоминала невольно, как раздвинула ноги. Все утро, когда Мэрион то входила, то выходила из торгового зала, от смущения в ее мыслях царила такая сумятица, что когда она открывала рот, мысли запаздывали, потом рвались вперед, движимые тревогой, что она говорит неразборчиво. Каждый раз обнаруживалось, что говорит она почти складно, и каждый раз это казалось ей удивительной удачей. В обеденный перерыв, сидя с другими девушками в комнате отдыха, Мэрион изображала приветливое внимание, старательно вслушивалась в их разговоры, но глаза отказывались глядеть на говоривших. – … на распродаже в “Вулворте”, никогда не подумаешь, что они… – …широковато самую малость, ну вот как так можно – трижды померить и… – … меня на премьеру в прошлый четверг, он знаком с парнем, который… – …а руки потом целый день пахнут апельсинами, как ни мой… – …Мэрион? Не поднимая глаз, она повернулась к Энн, той девушке, что ее окликнула. Это Энн приглашала ее на семейное Рождество. Энн добрая. – Прошу прощения. – Мэрион старалась дышать, но голос звучал сдавленно. – Что ты сказала? – Что вчера было? – с доброй улыбкой повторила Энн. – А… – Мэрион вспыхнула. – А… – Мистер Питерс сказал, Брэдли в девять часов еще обслуживал клиента. Мэрион казалось, голова вот-вот лопнет. – Я так устала, – только и выдавила она. – Еще бы, – произнесла Энн. – Что… ты имеешь в виду? – Не знаю, откуда у него столько сил. Настоящий фанатик продаж. Комната отдыха превратилась в минное поле обращенных к ней глаз. Мэрион попыталась сказать что-то еще, но быстро поняла, что ничего не получится. Ее хватило лишь подняться и вернуться за рабочий стол. За спиной, в ее воображении, потрясенно обсуждали ее распутство. В Лос-Анджелесе Мэрион провела непомерно много времени в одиночестве, но застенчивой себя не считала. В новом ее состоянии каждый человек, который заговаривал с ней, отчасти был Брэдли Грантом, а каждый обмен фразами, пусть даже банальными, – репетицией трудного разговора, который, боялась Мэрион, неизбежно произойдет. Через год, в лечебнице, один из психиатров спросил, почему бы ей не вести себя, как прочие девушки, вместо того чтобы оставаться такой смертельно серьезной, ведь можно просто поболтать о том о сем, в этом нет ничего такого, всем нравятся веселые девушки, разве ей не хочется хоть ненадолго унестись от своих мыслей, окунувшись в течение непринужденной беседы? Мэрион думала заявить на этого психиатра в полицию. Ей ли не знать, что не всем мужчинам нравятся веселые девушки. Интересно, скольким женщинам из ее отделения встречались мужчины, которых восхищает болезненная молчаливость, мужчины литературного склада, кому безумие кажется романтичным, сластолюбцы, прозревающие в тихом омуте бьющую ключом сексуальность, благородные рыцари, мечтающие спасти сломленную деву. В Брэдли были черты всех этих мужчин. Минимум две незамужние девушки в “Лернере” были красивее Мэрион, а Энн так же любила читать, как она: значит, его привлекло в ней что-то другое. Он почуял в ней помешательство раньше ее самой. Мэрион не сознавала, что в новом своем состоянии стала еще более, а не менее привлекательной для Брэдли. Тридцать первого января (еще одна роковая дата) она вернулась с затянувшегося дневного перерыва на посещение уборной и обнаружила у себя на столе конверт, на котором было напечатано ее имя. Брэдли был на парковке с клиентом, рядовые продавцы, приникнув к окнам, наблюдали, как их жизнь катится в тартарары. Мэрион подумала, что это извещение об увольнении, и открыла конверт, чтобы убедиться. Но увидела стихотворение, напечатанное на машинке; ей бы выбросить его в мусорную корзину или хотя бы дождаться вечера и уж тогда прочитать. Вместо этого она вернулась в туалет и заперлась в кабинке. СОНЕТ ДЛЯ МЭРИОН Во сне мне девятнадцать. Сам не знаю, Как очутился в той машине, полной сил. Сна идет сама? Я ею управляю? Я помню, как водить – иль все же позабыл? Затормозить бы – но лечу в занос, Меня кружит дорожная река, Ты сможешь то, что мне не удалось, Ты, как в ту ночь, спокойна и ловка, Ты вся – порыв, способность, мощь. С тобой я осознал, что стал моложе: Твоя любовь сумеет мне помочь. Иль это тоже сон, великий боже? Идти по свету, под собой земли не чуя, И счастье лишь в тебе познать хочу я. Сидя в кабинке, она вчитывалась в эти строки, силясь понять хоть что-то кроме того бесспорного факта, что это стихотворение, – силясь понять, что он имел в виду. Слово “способность” показалось ей лишенным смысла. Она едва способна говорить! Ей не приходило в голову, что Брэдли мог всего-навсего неудачно выбрать слово. Быть может, он хотел сказать, что она способна его спасти, подумала Мэрион: что если в торговом зале магазина в ней все же разглядели актрису, и разглядел тот, кому достанет таланта исполнить свою мечту стать голливудским сценаристом, мечту, которую его брак задушил, а она, Мэрион, способна воскресить и добавить к ней собственную. Не об этом ли стихотворение? О мечтах настолько живых, что они сбываются? В зал она вернулась окрыленной, ощущая в себе вдруг проклюнувшиеся способности, но, к своей досаде, обнаружила, что не понимает ни слова из сказанного управляющим. Теперь ее мысли путались не от стыда, а от окрыленности, но Мэрион по-прежнему не сознавала главного: есть что-то нездоровое в том, что ее мысли так легко путаются. Брэдли с клиентом вернулись в зал, и ее влекло к нему, точно заряженную иглу к мощному магнитному полю. Стоило ей повернуться к нему, как поле ее отталкивало – и притягивало, едва она отворачивалась. |