Книга Пай-девочка, страница 50 – Мария Королева

— Ты часто бываешь на аэродроме? — все же спросила я.

— Часто, — сказала она. — Я и не думала, что мне так понравится прыгать зимой.

— Что? — удивилась я. — Ты разве прыгаешь? Ты же бросила давно.

— Прыгаю, — гордо подтвердила Дюймовочка, и её глаза горели. Она даже как будто бы сразу стала выше ростом. — У меня уже семьдесят прыжков. Я немного прыгаю, три-четыре раза за выходные.

— Ты же боялась…

— Да, и до сих пор иногда волнуюсь, хотя, конечно, не так, как раньше… Меня Генчик убедил, что… Ой, прости! — Она зажала миниатюрной ухоженной ладошкой рот и испуганно на меня посмотрела.

Мне стало смешно.

— Да все в порядке! У нас всё давно кончено.

— Я знаю.

— И меня это ни капельки не волнует. — весело сказала я потому что это было правдой.

— Ты молодец, — после минутной паузы вздохнула Дюймовочка. — Я всегда тобой восхищалась. Ты сильная, а вот я бы так никогда не смогла.

— Это тебе так кажется.

— Ничего мне не кажется. Мужчины мною манипулируют, — краснея, призналась Дюймовочка.

«Мною манипулируют только женщины, — подумала я, — вернее, одна-единственная женщина. Юка».

— Если ты сама захочешь, все изменится. Тобою манипулируют, потому что ты позволяешь это делать.

— Какая ты все-таки умная!

— Это не я придумала, — рассмеялась я, хотя мне было приятно, что она так мною восхищается. — Это однажды сказала мне Юка. А я запомнила.

Дюймовочка как-то странно на меня посмотрела.

И, помолчав, спросила:

— Ты имеешь в виду Лику?

— Ну да. Ты же знаешь, что я называю её Юкой.

— Да, — не менее напряженно подтвердила Дюймовочка. — Неужели ты с ней и до сих пор дружишь?

Тут уже настала моя очередь удивляться.

— Конечно, — сказала я, — дружу. А почему я не должна с ней дружить? Юка иногда остается здесь ночевать, ухаживает за мной. Она моя единственная близкая подруга. Я знаю, что многие её недолюбливают, но они просто плохо её знают.

— Я даже не верю… Нет, да ты просто святая.

— Не понимаю.

— А Генчик? — вдруг спросила она. — Ты что, и с ним продолжаешь дружить, что ли?

— Ну, я давно о нём ничего не слышала. — Я скривила губы в ухмылке, затянувшаяся корочкой ранка всё же дала о себе знать. — Правда, мне рассказывали, что у него новая девушка… Я тебе сказала, что мы расстались. Но это не совсем так. Он меня бросил.

— Значит, ты ничего не знаешь, — потрясённо прошептала Дюймовочка.

— О чём?

Дюймовочка вдруг нервно заёрзала на стуле, а потом посмотрела на часы и довольно ненатурально спохватилась, что ей, оказывается, давно надо было идти. Она якобы записана к маникюрше, и та ей не простит опоздания, а Дюймовочке так надо привести в порядок руки, потому что…

Она так торопливо всё это рассказывала, так суетилась, что я сразу поняла — что-то здесь не так.

— Говори, — спокойно сказала ей я.

Дюймовочка вновь рухнула на стул, с которого успела подняться, прощаясь.

— Я не знаю, имею ли я право…

— Раз уж начала, договаривай! Ты что, хочешь, чтобы я не уснула ночью?

— Ну, Настя… Какая же я дура, ничего во мне не держится… Ну хорошо. — Она откашлялась. — Разве ты не знаешь, что Генчик уже давно встречается с Ликой?

— Что?

— С Ликой, — уныло повторила Дюймовочка. — Я думала, ты знаешь.

Я отвернулась к стене. С плаката улыбнулся мне парашютист в лимонном комбинезоне. За это время я так к нему привыкла, что решила забрать плакат с собой.

Дюймовочка, конечно, ошиблась.

Что-то там недопоняла.

Потому что этого не может быть.

Я так ей и сказала.

— Этого не может быть, — сказала я.

— Настя, ты же говорила, что тебе все равно… Господи, да неужели Лика тебе сама ничего не рассказывала?

— А ты уверена? Ты на сто процентов уверена в этом?

Она молча кивнула.

— Настя, все на аэродроме думали, что ты знаешь… Все так удивились, когда Генчик и Лика поселились в одном номере. Они же раньше не очень любили друг друга, да и потом ты…

— А что я?

— Ну, ты же была её лучшей подругой.

— Я и есть её лучшая подруга, — потрясенно подтвердила я. — Но почему же… Я не понимаю!

— Зря я тебе все это рассказала, — вздохнула Дюймовочка.

— А как давно… Как давно они вместе?

— Да почти полгода уже, — пожала плечами она, — сразу после того, как ты легла в больницу… Несколько раз Гена приезжал на аэродром один… А потом спелся с Ликой… Знаешь, а она всегда казалась мне сволочью!

— Да ладно, не надо так…

— Настя, ты меня прости! — вдруг горячо сказала она.

— Тебя-то за что?

— За то, что я такая мямля. И за то, что так по-дурацки вышло. Я же не знала ничего.

— Ты ни в чём не виновата.

— Я пойду?

— Конечно.

— Ты поправляйся!

— Меня завтра выписывают, — мрачно объявила я, — будет, на что отвлечься.

— Да? Вот здорово!.. А прыгать ты собираешься? Когда теперь на аэродром?

Я хотела ей сказать, что врач запретил мне прыгать. А ехать на аэродром просто так — в этом никакого смысла нет. Чего попусту душу травить? Неожиданно вспомнился Генчик. «Врачи такие перестраховщики!» — сказал он мне однажды. И, наверное, был прав. Неужели я вот так просто сдамся? Буду носить дурацкий корсет и пылинки с себя, любимой, сдувать? Неужели больше никогда мне не удастся взглянуть ему в лицо? Хотя какое мне теперь до Генчика дело, если Юка…

— Настя, ты что, уснула там? — всполошилась Дюймовочка.

— Нет, я просто соображю. — Я улыбнулась, кто бы знал, чего мне это стоило быть в тот момент весёлой. — Мне надо носить корсет три месяца. Ещё пару месяцев буду беречь спину. Значит — в мае! В мае я вернусь на аэродром!

А вечером ко мне пришла Юка Мы условились, что она придет помочь упаковать вещи. Как ни странно, за больничный месяц я умудрилась обрасти вещами. Одежда, косметика (еще с тех времён, когда по утрам я красила, ресницы в ожидании Генчика), книги, кассеты, посуда, полотенца.

Юка потрясающе выглядела.

Я часто вспоминаю её такой, какой она вошла палату в тот вечер — на ней были туфли на огромных каблуках. Белая распахнутая шубка из искусственного меха — в ней Юка была похожа на Снегурочку. Под шубкой у неё оказалось красное, как советское знамя, платье. Темные тонкие колготки, массивный серебряный браслет. В другой раз я сказала бы ей — опять ты в мини, придатки застудишь, сумасшедшая.