Книга Обещания богов, страница 144 – Жан-Кристоф Гранже

Симон побежал к ней, поскальзываясь чуть ли не на каждом шагу.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, тут же пожалев о своем взвинченном тоне.

Но чтобы пробиться сквозь дождь, приходилось кричать.

— Я пришла попрощаться! — ответила она, тоже надсаживая голос.

— Попрощаться?

— Я нашла канал, чтобы покинуть Германию!

Симон открыл ворота и велел:

— Иди за мной, сейчас все мне объяснишь!

Верный принятому решению, он повел Магду не на виллу, а в оранжерею. Скорее теплица, чем основательная постройка. На литом каркасе крепилось множество стеклянных проемов, которые, казалось, вот-вот разлетятся под жестокими порывами ливня. Они проскользнули внутрь.

Почти мгновенно на них нахлынула влажность. Контраст между этим вечно жарким экзотическим лесом и неожиданной прохладой дождя привел к сильнейшей конденсации. От удивления они рассмеялись. Дождевая вода на лице Симона уже превращалась в патину пота. Оба едва могли дышать.

Магда присмотрела бортик керамической кадки, уселась и достала пачку «Lucky Strike». Предложила сигарету Симону, и тот вытянул ее мокрыми пальцами.

Им удалось прикурить сигареты, и какое-то время они молча дымили. Сдавшиеся, счастливые, промокшие.

Симон не обращал никакого внимания на обстановку — кстати, и видно-то почти ничего не было. Он смутно различал вокруг какие-то кактусы, чудовищные экзотические цветы оттенка свежей крови или английской лужайки, деревья с длинными свисающими листьями, такие же печальные и томные, как восточные песни.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он наконец.

— Послезавтра.

— А что за канал ты нашла?

— Довольно сложный. Мне придется проехать через Австрию, Венгрию, Сербию и Македонию. Потом переберусь из Средиземного моря в Атлантику через Гибралтарский пролив.

— И каков пункт назначения?

— Соединенные Штаты. Это первое, что пришло мне в голову.

Симон продолжал затягиваться сигаретой. Эта внезапная близость с Магдой вызывала у него чувство неловкости, как будто он, например, застал ее спящей, тяжело дышащей и с каплями пота на висках. В самой ситуации было нечто нескромное и даже слегка непристойное.

— Очень мило с твоей стороны прийти предупредить меня.

Магда пожала плечами и состроила гримаску, показывающую, что она еще не покончила с жеманством Адлонских Дам.

— Собираясь в дорогу, я осознала, что у меня не так уж много друзей в Берлине.

— Недолго нашей дружбе длиться.

— Классический случай. Когда близится отъезд, иногда завязываются отношения такого рода, как бы в ускоренном порядке. Время подстегивает, и приходится перескакивать через ступеньки…

Потоп по-прежнему хлестал по стеклам, и оранжерея все больше напоминала хамам. Молчание продлилось несколько секунд, и Симон, еще раз взвесив эту внезапную близость, усомнился в ней: Магда Заморски появилась здесь по иной причине.

— А ты, часом, пришла не для того, чтобы вытянуть из меня информацию?

— О чем?

— Об исчезнувших Адлонских Дамах.

— Я так и не смогла разобраться. Но все это уже в прошлом.

У Симона мелькнула новая мысль:

— Если только дело не в обратном: ты пришла поделиться сведениями.

— А тебя это по-прежнему интересует?

— Почему бы и нет?

Они шутливо препирались в этом заполненном паром и потоками жаркого воздуха колоколе. Симон едва видел Магду. Он различал лишь отдельные фрагменты, из которых мысленно слагал ее красоту.

— Что бы ты хотел узнать?

— В тот раз ты спокойно сообщила мне, что Сюзанна Бонштенгель убила ребенка. Что сотворили остальные?

Магда слезла со своего насеста и принялась расхаживать между растениями. Листья, лепестки и иглы теперь походили на водоросли в глубине моря.

— Я слышала, что у Лени Лоренц тоже имелись маленькие причуды.

— Например?

— Благодаря своему мужу она имела допуск повсюду. В частности, в гестапо.

— Ну и что?

Магда вернулась к нему с улыбкой на губах. Она опять надела черные очки — теперь серые из-за пара.

— Она любила допросы — те, которые с пытками.

— Прямо в камере?

— Она наблюдала через специальный глазок. У них там есть такие штуки.

Дыхание Симона становилось все более тяжелым и затрудненным.

— Ты там уже бывала?

— Упаси меня Господь.

— Значит, Лени Лоренц любила смотреть на мучения других?

Он вспомнил их постельные игры, ту Лени Чокнутую, которая развелась с сутенером-гомосексуалом и вышла замуж за старика с лорнетом. Веселую беспокойную девушку.

— Мне рассказывали, что при звуке криков и виде крови она начинала ласкать себя.

Симон сглотнул. После Сюзанны, убийцы детей, теперь Лени Садистка…

— А Маргарет Поль и Грета Филиц — какие у них были пороки?

— Грета по воскресеньям любила с балкона стрелять из ружья по своим садовникам, которых доставляли из концлагеря. Причем она была в одном купальнике.

— Она попадала в мишени?

— История об этом умалчивает. Что до Маргарет…

Симон больше не слушал. Он понял скрытый смысл сообщения: адлонские жертвы были мучительницами. Нацистскими фуриями, садистками, преступницами, дошедшими до того, что впихнули себе в живот это гитлеровское безумие, эти арийские якобы идеальные эмбрионы.

Но какую цель на самом деле преследовала Магда? С какой стати она дала себе труд прийти попрощаться с ним? И рассказать эти гнусные истории? Что еще она знала? Казалось, перед тем, как окончательно исчезнуть, она хотела натолкнуть его на след «виновности жертв», что, возможно, выведет его на верную дорогу.

В этой парилке Симон размякал на глазах.

— Ты хотела что-то еще мне сказать?

— Да, — прошептала она, подходя ближе. — Я хочу, чтобы мой маленький Симон поберегся. Я хочу увидеть его после войны в полном порядке.

— И все?

— Это уже совсем не так мало, на мой взгляд. Самое страшное еще впереди. Особенно для тех, кто остается.

— Ты же не собираешься предложить мне уехать с тобой?

— А почему бы нет?

Он лишь рассмеялся в ответ, как пьяный, уже неспособный управлять своими эмоциями. В горле стоял навязчивый вкус растительных соков и листвы. Он чувствовал себя все более расслабленным и словно разжиженным: смысл того, что она говорила, теперь ускользал от него.