Книга Убийца из прошлого, страница 23 – Валерий Введенский

— Я говорила: она не пара…

— Тут ты ошибаешься! Мы живем душа в душу. Кабы не Анна Васильевна…

— Зови ее мамой… — подначила приятеля Сашенька.

Но эта реплика неожиданно разозлила Прыжова:

— Сам разберусь. Если у тебя все, извини, много работы. Рад был увидеться.

И, схватив перчатки, повернулся, чтобы уйти.

— Постой, — окликнула Алексея Ивановича княгиня. — Один вопрос.

— Значит, все-таки по делу, — усмехнулся Прыжов, но вернулся.

— Лёшич, дорогой, я просто соскучилась.

— Не морочь мне голову. Я слишком хорошо тебя знаю.

Это было правдой. Прыжов и Тарусова вместе выросли, а когда повзрослели, у них возникли чувства. Увы, не одновременно. Сначала влюбилась Сашенька (давайте нашу героиню называть так), но когда поняла, что безответно, попыталась отравиться. Слава богу, ее откачали, но ни в чем не повинного Прыжова услали в Москву. Когда он оттуда вернулся, Сашенька из гадкого утенка превратилась в царевну, и Алексей тоже влюбился. Но увы, она уже была замужем. Запоздалый ответ Прыжова был ей приятен, но не более.

— Выкладывай, зачем пожаловала.

— У тебя остались связи во Врачебно-Полицейском комитете? ^[23] — Сашенька вытащила из ридикюля список покупательниц, который ей продиктовала Алина. Обошлось сие недешево — пришлось чулок закупить на пятьдесят рублей. — Кто из этих дам промышляет проституцией?

— Зачем тебе?

— Не мне, Диди, — соврала княгиня. — Это он попросил тебя навестить. Сам Диди слишком занят. Иски Фанталова и все такое…

— Дай гляну.

Из дюжины покупательниц девять княгиня вычеркнула сама: одних по возрасту, других из-за положения в обществе. В списке осталось всего три имени.

— Одну из них знаю. Мария Желейкина. Бланковая, из самых дорогих. Красивая — с ума сдуреть.

— Что ж, спасибо.

— Рад был помочь. — И Прыжов стал натягивать перчатки, показывая, что ему пора вернуться к работе.

Но уходить на подобной ноте Сашеньке было неловко. И вправду — навещает Алексея лишь тогда, когда ей что-то нужно. В гости, что ли, пригласить? Эх, если бы без Натальи… Но что поделать? Поздно теперь огород городить. Ладно, придется пригласить их вместе. Хоть младший сын обрадуется — очень к Наталье Ивановне привязан, до замужества она была его гувернанткой.

— Ах да… Чуть не забыла. Хотим пригласить вас на ужин. Завтра сможете?

— Лучше в субботу.

— Решено. Ждем.

«Бланковая» снимала квартиру в доходном доме на Казанской улице.

— Желейкина у вас стоит? ^[24] — спросила Сашенька у швейцара, который, судя по трубке в зубах, некогда служил на флоте.

— Так точно. Только не примет она вас.

— Почему?

— Запретила к себе дамочек пускать. А все из-за недавнего случая. Такая к ней фря заявилась, хоть в лазарет клади: бледная, несчастная, руки дрожат. Выяснилось, ейный муж от избытка чувств к этой… — Швейцар запнулся, не в силах подобрать приличный синоним к емкому и выразительному словцу, едва не сорвавшемуся с языка.

— …к этой Желейкиной, — помогла ему Сашенька.

Швейцар от восторга поднял вверх большой палец:

— …кольцо с алмазом подарил, семейную ценность, наследство бабушки-графини. А фря пожелала пропажу вернуть, а заодно отдубасить паршивку. Но не тут-то было. Кухарка Желейкиной кликнула из окна дворника, тот явился с околоточным.

Швейцар затянулся трубкой и замолчал.

— И что было дальше? — поторопила его Сашенька.

— Фома Фомич заявил, что, ежели Желейкина чего украла, пусть фря пишет заявление, а он тогда затеет дознание. Фря в слезы: «Это не Желейкина, это муж мой украл, но на него писать не стану», а Фома Фомич знай себе в усы смеется. Так и ушла фря ни с чем. Вы, гляжу, тоже насчет визита передумали?

Нет, конечно же, нет. Не таков был у Александры Ильиничны характер, чтобы она отступила. Но с учетом открывшихся обстоятельств план проникновения в квартиру следовало хорошенько продумать. Наградив швейцара за ценные сведения полтинником, княгиня пошла прогуляться.

Опыт общения с подобными особами у Тарусовой имелся. Увы, не самый удачный — чуть под следствие не угодила за попытку подкупа свидетельниц.

Не доходя до Невского, княгиня свернула к Казанскому собору, помолилась там за себя, детей, родителей, Диди… И план, как пробраться к Желейкиной, придумался сам собой. В книжной лавке, что на углу с Малой Конюшенной, Сашенька купила конверт, заклеила его и надписала адрес. Вернувшись к доходному дому, обнадежила сердобольного швейцара, что ее точно пустят, и поднялась на третий этаж. Позвонила в дверь и тут же прижалась к стенке, чтобы отворивший не смог ее заметить. Через несколько секунд дверь осторожно приоткрыли, грубоватый женский голос, явно принадлежавший прислуге, спросил:

— Хто к нам?

Сашенька молчала, стараясь не дышать.

Увидев на лестничной площадке брошенный конверт, прислуга решила, что приходил почтальон, распахнула настежь дверь, вышла из квартиры, чем и воспользовалась Тарусова. Заскочив внутрь, закрыла за собой на засов и двинулась по коридору, заглядывая в каждое помещение. В одной из комнат увидала рослую темноволосую красавицу — сидела на софе с крошкой пяти лет.

— Какая же вы настырная! — воскликнула хозяйка, увидев в проеме женский силуэт. — Я же сказала, кольцо не отдам.

— Я не за кольцом. Хочу вернуть вам это.

И Сашенька вытащила из ридикюля панталоны. Хорошо, что они из шелка — шерстяные бы туда не поместились. Смуглое лицо Желейкиной сразу вытянулось, брови нахмурились, руки задрожали.

Она! Она находилась в номере люкс, когда убили Франта.

Смятение матери передалось ребенку, девочка захныкала.

— Перестань, тетя не любит, когда детки плачут, — принялась успокаивать дочку Желейкина.

— Почитай. — Малышка схватила книжку и сунула матери.

— Потом. Картинки пока посмотри.

— А ты?

— Мне надо с тетей поговорить. — Желейкина жестом пригласила Сашеньку в гостиную, где они сели за круглый стол, одна против другой.

Обстановка в квартире отличалась от той, что княгиня ожидала увидеть в жилище «ночной бабочки» — дорогие обои, уютная мебель, фотографические портреты в рамочках по стенкам. Вероятнее всего, клиентов Желейкина тут не принимает, просто живет с ребенком.

— Кто вы?

— Княгиня Тарусова, жена присяжного поверенного, который защищает убийцу Франта. Якобы убийцу. Ведь он невиновен, Франта застрелили вы.