Книга Убийца из прошлого, страница 32 – Валерий Введенский

— И вправду, дорогая, — из самых лучших побуждений (зачем ей знать подробности преступлений) поддержал Сашеньку Прыжов. — Сходи к Володе, он так тебя любит.

От обиды у Натальи Ивановны увлажнились глаза. Зачем она сюда явилась? Чтобы служить всеобщим посмешищем? Но делать сцену не стала. Потом с мужем разберется, дома. Даже нашла силы мило улыбнуться:

— Нет, хочу побыть с тобой.

Сашенька усмехнулась:

— Значит, продолжай про трупы. И поподробнее, — велела она Прыжову.

— Стрижневу муж сперва пытался задушить, но она сильно сопротивлялась, ей даже удалось вырвать ремень из его рук — о том свидетельствует ободранная в кровь кожа на пальцах жертвы, — продолжил судебный доктор. — И тогда обезумевший от ревности Ванька Стрижнев ударил жену по голове. Но не ломом, нет. Проникающая в теменную кость рана имеет четкую прямоугольную форму: длина около вершка, ширина в его половину, глубина — почти четыре ^[33].

— Клинок? — предположил Диди.

— Дай дорасскажу, сам все поймешь… В сгустке крови, вытекшей из раны, я разглядел под микроскопом хлопья черного цвета.

Присяжный поверенный задумался: что бы это могло быть? А вот его жена догадалась сразу:

— Сажа?

— Правильно.

— Стрижневу убили кочергой?

— Тебя бы в следователи, — похвалил княгиню судебный медик. — А вот Бражников начал спорить. Мол, если кочергу в санях не нашли, она ни при чем.

— Бражников — лентяй, — со свойственной ей категоричностью заявила княгиня. — Гнать таких из следствия надо.

— Что ты, — возразил князь. — Пусть ленятся на здоровье, пусть ошибаются, да почаще. Нам, адвокатам, сие только на руку.

— Судебным медикам тоже, — поддержал друга Прыжов. — Я предложил Петру Никаноровичу пари, что в доме Стрижневых найду кочергу со следами крови. И выиграл бутылку красного вина.

— Неужели полиция не заметила при обыске испачканную кочергу? — удивилась Сашенька.

— А она не была испачкана, Стрижнев ее вытер. Но моя верная «ищейка» — перекись водорода — кровь «учуяла» сразу.

Вытекшая из организма кровь быстро меняет цвет: сперва из красной превращается в коричневую, затем становится желто-зеленой. Установить, кровь это или нет, судебные медики не умели до середины девятнадцатого века.

Но в 1853 году австрийский исследователь Людвиг Тейхманн-Ставларский обнаружил, что если в смесь соленой воды и уксуса капнуть кровью, то после кипячения в растворе образуются микроскопические кристаллы, которые он назвал гемами. Тейхманновская гемпроба тут же была взята на вооружение судебными экспертами, но, увы, точной не была — если одежду с подозрительными пятнами успевали до исследования прокипятить, результата она не давала.

Более простой и надежный способ обнаружения крови с помощью перекиси водорода (при реакции кровь вспенивается) предложил в 1863 году немецкий химик Шенбайн ^[34].

— Так мы с Бражниковым оказались на месте преступления, — продолжил Прыжов.

— Ах, вот почему опоздал к обеду, — поняла Наталья Ивановна.

— Ну да. Я же объяснил: задержался на службе, — напомнил супруге Прыжов.

— На службе? Думаешь, не знаю, что осмотр места преступления в твои обязанности не входит?

— Я действовал в интересах правосудия. Разве мог допустить, чтобы убийцу двух человек оправдали из-за ошибочного заключения следователя?

— А о маме ты подумал? Из-за твоего опоздания у нее чуть язва не открылась.

— Нет у нее никакой язвы. Сколько раз повторять? — взорвался Прыжов. Пресловутая язва сидела у него в печенках. — Анна Васильевна нарочно ее выдумала, чтобы мы ходили по струнке.

— У матушки боли. Она страдает. А ты бесчувственное существо. Тебе наплевать.

Сашенька с большим удовольствием наблюдала за ссорой новоженов: как она и предполагала, этот брак сразу затрещал по швам. Зря они его заключали.

— Боли пройдут, если Анна Васильевна будет соблюдать диету. Поменьше есть сладкого, соленого, кислого…

— Уже куском хлеба нас попрекаешь? — взвилась Наталья Ивановна.

Дмитрий Данилович попытался обернуть все в шутку:

— Что вы, Наталья Ивановна? Вы неправильно поняли Алексея. Доктора почему-то уверены, что лучше нас знают, как нам питаться. Представьте, он и мне диету прописал.

— Пить поменьше коньяка, — объяснила княгиня, недовольно поглядывая уже на третью после ужина рюмку.

— Давай про это не будем, — отмахнулся от супруги Диди и повернулся к Прыжову. — Так что вы еще нашли у Стрижневых?

— Кроме кочерги, ничего, — признался Алексей: он был расстроен, что семейный раздор вышел наружу. — Разве что…

Он потянулся к саквояжу с медицинскими инструментами, с которым не расставался, даже когда шел в гости, и вытащил из него книгу в дорогой коленкоровой обложке:

— Вот, валялась под кроватью. «Пьесы Шекспира» в переводе на русский. Странно, не правда ли?

— Что в том странного? Что их переводят на русский? — принялся в своей манере разглагольствовать Диди. — Согласен, Шекспира надо читать в оригинале. Но, увы, не все знают староанглийский.

А Сашеньку словно молния ударила. Как это возможно? Ведь все, абсолютно все детали совпадают: и в романе Гуравицкого, и на Введенском канале убиты извозопромышленник и его любовница; и там и сям в преступлении подозревается муж — извозчик, у которого в санях находят лом и ремень, а в убогом жилище — томик Шекспира.

Совпадение? Творческое озарение? Или же…

Нет! Конечно, нет! Гуравицкий — не убийца. Всего лишь безвестный литератор, поденщик, не разгибающий спину от зари до зари. Чтобы прокормиться, ему приходится писать так много, что некогда придумывать сюжеты. Вот и берет их «из жизни», с пылу с жару, вставляя в роман.

Но откуда Гуравицкий мог узнать про томик Шекспира? Ведь Лёшич нашел его только сегодня, несколько часов назад.

Пока Сашенька размышляла, спор мужчин продолжался:

— При чем тут староанглийский? — развел руками Прыжов. — Дело в другом. Никто из Стрижневых грамоте не обучен, других книг в доме нет. Ни одной. И эту до сегодняшнего дня никто не видел — я и старуху опросил, и мальчишек.

— А зачем ты ее забрал? — спросил Дмитрий Данилович.

— Приобщить ее в качестве вещественного доказательства Бражников отказался, де, к делу отношения не имеет. А оставить старухе книгу не рискнул, она ею печку растопит. Жалко. Шекспир.