Онлайн книга «Сломанная тень»
– Тихон туда пошел! – Угаров сунул Петру Кузьмичу листки. – Скорее за ним! – Свет у капитанши в столовой горит! Я со двора приметил! – тихо сказал дворник. Кислицын с Тоннером шли за ним по коридору. – Где столовая? – Сейчас повернем… – дворник с поклоном отворил дверь. – Господи! – Матвей Никифорович остолбенел на пороге. Посреди комнаты над круглым обеденным столом болтался в петле человек. – Дуй за полицией, милейший, – скомандовал дворнику Тоннер. – Это… Это Тучин. – Кислицын схватил доктора за рукав. – Вижу! – Тоннер снова обратился к дворнику: – Этот человек сегодня к капитанше приходил? – Я, господин хороший, лица не разглядывал. Может, и он!.. Нет! Тот в сюртуке до пят был. Испуганный Кислицын попытался примоститься на краешке стула. И сразу вскочил, словно ужаленный. – Смотрите, Илья Андреевич! Сюртук! Кислицын осторожно, двумя пальцами приподнял вещь. Дворник обрадовался: – Получается, он! Сюртук тот самый. – Кто еще заходил ночью в дом? – строго спросил Тоннер дворника. – Кроме вас, никого, – ответил тот. – Я в девять завсегда ворота закрываю. Тоннер принялся осматривать квартиру. Все шкафы и ящики были пусты. – Капитанша, что? Без вещей въехала? Без слуг? – продолжил он допрос дворника. – Сказала, вскоре обоз из деревни подъедет. – Во что одета была? – Платье и жакет. На голове шляпка с вуалью. – Платье черное? – Виолент! – Ничего не путаешь? – Нет, барин! Сестра моя у модистки пристроилась. Швеей! Я разбираюсь… – Точно капитанша из дома не выходила? – Истинный крест! Сама сказала: «Я пока прилягу с дороги. А после полуночи ко мне гости потянутся! Ты уж не спи». Рублик серебряный дала. Вот! Господин хороший, не знаю чина-звания! Полицию звать надо… – Обожди… Фиолетовое платье и жакет нашлись на кухне, в нижнем ящике буфета. – Дамы незнакомые после приезда Попугаевой из дома выходили? – спросил Тоннер. – А как же! На втором этаже князь Ивантеев квартирует, у него просители с утра до вечера… – А после Тучина… После покойника никого не впускал? Может, в ретирадник кто просился? – Гришка! Нищий, у Троицкого собора пасется! А после службы непременно в кабак. Вот до ночлежки донести и не успевает. – Может, еще кто? Монах, к примеру! – О! Верно! – Часто заходит? – Второй, может, третий раз. Постойте, барин! Когда господин Верхотуров выкинулся, тот монах тоже нужду справлял. Ох! Не зря говорят, чернецы к несчастью! – В лицо узнаешь? – У них клобук… – Беги за полицией! Несмотря на зажженную от лампы свечу, Тоннер налетел на какое-то ведро в коридоре. Упасть не упал, но стукнулся локтем об стенку. Зайдя в столовую, увидел бледного Кислицына: – Его повесили? Он ведь не сам? Тоннер, не снимая сапог, влез на стол: – Да! Тучина задушили струной и лишь потом подвесили. Имитация самоубийства. Матвей Никифорович обхватил голову руками. – Вы меня спасли! Капитанша услышала, что я не один, и сбежала… – Вы в своем уме, Матвей? Разве женщине такое под силу? Нет! У капитанши есть сообщник! – Тоннер кинул на стол найденное платье. – А я деньги нашел! – помолчав, неожиданно сказал Кислицын. – Деньги? – удивился Тоннер. – Я когда сюртук поднял, он мне чересчур тяжелым показался. Заглянул в карман – а там целое состояние! Илья Андреевич вытащил из сюртука пять туго связанных пачек. – Двадцать, тридцать, сорок, сорок пять, пятьдесят! С лестницы донеслись звуки: шаги, голоса. События той ночи Денис помнил смутно. Александр в петле. Александр на столе. Самодовольный Тоннер тыкает толстым пальцем в красноватую бороздку: – Удавлен! Опять струной! Не менее самодовольный Яхонтов: – Этой? Достает из кармана струну, найденную в мешке Тихона. – Карта! – Тоннер вытаскивает из Сашиного жилета даму треф. Яхонтов показывает колоду таких же дам. – Монахом, говорите, одет? Тогда я знаю, кто это! Личный слуга Тучина, вор и грабитель Тихон! – Грабитель, говорите? А почему же он Тучина не ограбил? – Тоннер достает из тучинского сюртука пачки ассигнаций. Яхонтов мрачнеет, берет деньги в руки и ехидно улыбается: – Кукла! Озадаченный Тоннер: – Действительно, кукла! Тучина грузят на телегу, прикрывая рогожей от мокрого снега. Откуда он взялся? Утром было бабье лето. Утром Александр был жив… В доме Лаевских Угаров подвинул вольтеровское кресло к камину и забрался с ногами. Яхонтов с Тоннером спорят. – Петр Кузьмич! – говорит доктор. – Я не вижу логики в поступках убийцы. Зачем он куклу в сюртук подложил? Не понимаю. Остальные его действия вполне логичны: придумал, как проникнуть в дом, выбрал время… – Логичны, говорите? Марфушу, коли не врет, на тридцать тысяч обнес, у Тучина пятьдесят взял. Верно? Так зачем он после этого вернулся? За серебром столовым да за цацками? – Яхонтов указал на столик, где лежала горка драгоценностей. – Это же копейки! – Он что, выходил и вернулся? Откуда вы знаете? – Швейцар в себя пришел, рассказал: вслед за Тучиным и Тихон выскочил, мол, кралечку навестить. А через полчаса назад явился. И мешок швейцар видел, поинтересовался, что там. Тихон ответил: «Гостинцы кралечке!» – Что ж, вынужден признать вашу правоту. Убийца – Тихон! – Наконец-то! – Но… Если он из-за денег убивает, зачем к Ухтомцеву забирался? Весь Петербург знал, что граф разорен! – Следствие по делу об убийстве Ухтомцева закрыто! Самоубийство! Точка! – Но пистолет, струна, веревка… – Илья Андреевич! Я тоже вынужден признать вашу правоту. Простите! Но давайте рассуждать спокойно, по-деловому! Какая разница, за одно убийство Тихону пожизненное дадут или за пять? – Его еще поймать надо! А если за пятым шестой последует? Обмытый и переодетый Тучин уложен на диван в мастерской. Денис стоит у изголовья. Смотрит на картину – последний Сашкин шедевр. Не жаловал автопортреты, а вот перед смертью сподобился! Предчувствовал, что ли? Необычно как написал! Сломанная тень художника, задумавшегося перед мольбертом. |