Книга Тимьян и клевер, страница 30 – Софья Ролдугина

– А… где мне тебя хоронить?

– Здесь и хорони, в доброй земле… А вынесешь кости за порог – колдунья Оллен тотчас же почувствует… Попробуешь сбежать – задушу, как вора! Прокляну!

Последняя надежда на помощь Айвора умерла, так и не родившись.

Неподалёку от плиты Киллиан нашёл неглубокую канавку, вырытую, кажется, только недавно. «Наверно, это дело рук Кэрис», – подумал он и, решив, что лучше мало, чем ничего, принялся постепенно углублять ямку. Сперва это получалось легко. Но потом в мягкой земле стали попадаться корешки, мелкие камешки, глиняные черепки… Сорвав до половины ноготь, Киллиан понял, что так дело не пойдёт и начал оглядываться по сторонам в поисках того, что сошло бы за лопатку. Но в сундуках были одни монеты, а самый крупный камешек и пол-ладони бы не закрыл…

И тут Киллиана озарило.

«Блюдо!»

С подобающими извинениями переложив череп и кисти на плиту, он попробовал поскрести землю блюдом. Так выходило копать сподручнее, хотя и всё равно медленно. И, как назло, было не видать в окна ничего, кроме беззвёздного ночного неба, чтобы определить, долго ли до полуночи. По ощущениям выходило, что ещё долго, но слишком уж ломило плечи и руки, словно работал он уже несколько часов кряду… А яма так и не становилась больше. Стоило отвлечься на секунду, как земля ссыпалась обратно, как далеко её ни складывай, а тонкие корешки спутывались, и разрубал их только край медного блюда.

И, как в насмешку, звучала в ушах привязчивая песенка:

«Тик-так, тик-так, полночь близится, добряк, не успеть тебе никак!»

– А вот и врёшь, – бормотал Киллиан себе под нос. – Успею. Обязательно успею!

Он и сам себе не поверил, когда понял вдруг, что стоит в яме, глубиною по пояс.

«Ну, что ж, может, для обычной могилы это и мелковато, но мне ведь и не целое тело хоронить».

Спохватившись, что нет ни гроба, ни коробки, ни даже простыни, чтоб обернуть останки, Киллиан стащил с себя плащ и бережно завернул в него череп и кисти. Потом он положил свёрток на дно ямы и стал сгребать землю блюдом; сухие частички барабанили по плотной ткани, словно капли дождя – по черепичной крыше. И то справа, то слева шею опаляло чужое дыхание, и слышался шёпот:

– Быстрее… быстрее… быстрее!

Наконец холмик земли сравнялся с краями. Киллиан разровнял его и спросил:

– Как тебя звали, обездоленный дух?

И послышался тихий ответ:

– Мирху, Гончая Моря.

– Покойся с миром, Мирху. Я скорблю о тебе и прошу для тебя покоя и прощения.

Самый большой из выкопанных камней Киллиан положил в изголовье могилы, а потом начертал на ней крест и прочитал молитву. И как только он сделал это – вздрогнули сундучки с золотом, а в окнах показалась полная луна.

Чары Канайд спали.

Обратно сквозь рябиновую поросль Киллиан продирался ещё медленнее, чем в первый раз. И не потому, что ветви хлестали – нет, они успокоились, а потому, что ноги стали точно набитые ватой кульки. С неба таращилась круглая луна, белая, как монета из чистого серебра. И в свете её всё было ясно видно, как днём.

Айвор дожидался так близко, как только позволяли рябиновые лозы – сгорбленный, уставший и потускневший. Когда Киллиан приблизился, он сказал, не оборачиваясь:

– Половина первого, между прочим.

– Извини, что задержался, – хмыкнул Киллиан и подал ему руку, помогая встать.

– Задержался он…

Но Айвор почему-то руки не принял. Наоборот, отвернулся наполовину.

– Ты обиделся?

– Я-то? Нет, почему, – спокойно ответил фейри, и тут Киллиан наконец смог заглянуть к нему в лицо.

Щёку и лоб пересекал узкий багровый шрам, какие бывают от хлёстких и подлых ударов.

«Ах, вот оно что…»

Усевшись рядом с компаньоном, Киллиан мягко, но настойчиво взял его за руку, не позволяя вывернуться, и медленно закатал рукав. Белую кожу сплошь испещряли уродливые отметины – полосы, как от ожогов, волдыри, полузатянувшиеся раны…

– И когда ты сунулся в рябинник, дурень?

– Без четверти полночь, – коротко ответил Айвор, всё ещё не глядя на компаньона, и одёрнул рукав. – Не пугайся, на мне всё зарастёт, не пройдёт и трёх дней.

– Зачем ты вообще это сделал?

– Захотелось, – фыркнул он. – Кто ты такой, о смертный, чтоб я тебе отчитывался?

– Ха-ха.

– Холмы и Корона! Воспитал нахала на свою голову…

– Айвор, а что теперь будет с сокровищами Оллен?

– Кто знает… Сперва расскажи, что с тобой в башне случилось, а потом я подумаю.

И Киллиан рассказал – насколько смог, потому что воспоминания путались, как после лихорадки. И шепчущий дух казался уже вымыслом, плодом разгорячённого воображения, и беззвёздное небо в обваленных окнах – дурным видением… Но Айвор не перебивал, а порой даже и кивал одобрительно, словно подтверждались его догадки. И когда история подошла к концу, он сказал:

– Что ж, мне всё понятно. Канайд Оллен жила в жестокие времена. О, я их помню хорошо – тогда не принято было церемониться с врагами. С ними, пленёнными, поступали безжалостно, и за отцов часто наказывали детей… Неизвестно, чем этот Мирху насолил могущественной колдунье, но отомстила она ему на славу – привязала к сундукам с золотом и заставила век за веком возвращать каждую монетку, взятую из них, обратно. И дух, которому осталась отмерена мизерная доля свободы, каждому чужаку, который проникал в сокровищницу Оллен, предлагал сделку. Ручаюсь, жадный лавочник выскочил из башни, как только услышал про похороны! И неважно уже было, взял он хоть одну монетку или нет – дух уже разозлился и проклял его. А красавица Кэрис решила пожертвовать семейным достоянием, чтобы спасти любимого, да силы не рассчитала…

Айвор умолк и потёр запястье, болезненно морщась. Луна сонно уткнулась в облако, приглушая свет.

– Получается, теперь в сундуках – обычное золото? Не неразменное?

– Получается, так, – согласился Айвор. – Но, может, это и неплохо. Ты сам посмотри. Корсен всю жизнь провела в доме, боясь лишний раз переступить порог, и во всём полагалась на колдовское наследство. А Кэрис, хотя она ещё девочка, предпочла мёртвому золоту живого человека. И не знаю, будет ли она счастлива в жизни или нет, но свободна – точно будет.

– Философское у тебя настроение, – улыбнулся Киллиан.

– Просто шрамы жжёт, – рассмеялся Айвор. – Сейчас, отсидимся немного – и будем возвращаться в Дублин. Нив, наверно, заждалась уже.

«Ещё как заждалась, – подумал Киллиан. – Как появимся – она сразу копытом в лоб даст. Чтоб впредь не пропадали на два дня, не предупредив».

Но вслух он этого, конечно, не сказал.

…А где-то далеко-далеко, в маленьком домике на Полынной улице, новенькая рубаха вдруг трепыхнулась, как сухой лист над жарким костром – и рассыпалась лёгким пеплом.