Онлайн книга «Увечный бог. Том 1»
|
– В самом деле? И кто же это так распорядился? Я требую немедленного ответа! – Ваша супруга, государь, королева. – Да что ж эта баба вечно не в свое дело лезет… И не нужно так на меня смотреть, любимая, – я это про твою официальную деятельность. Королеву я ругать могу, и в то же время моя любовь к своей прекрасной жене все так же сияет, не подверженная порче… – Чего, муж мой, к сожалению нельзя сказать о той несчастной девушке. – Я и ее не портил – ни единого раза! – Тегол, да ты хоть саму ту картину-то видел, будь она проклята? – Лишь однажды, дорогая, поскольку ты сразу же сожгла единственную копию. А художник – кстати, когда ты вот так грозишь пальцем, тебе это очень идет – с той самой поры не выходит из депрессии… – Скорее от испуга никак не отделается, – заметил Бугг. – Тегол, давай вернемся к этому твоему имперскому штандарту… – Только не начинай заново, Брис. Я думал, мы с этим уже закончили. Он очень мил и весьма уместен… – Вот только вокруг него никого не сплотить! – Брис, если армию нужно срочно сплачивать вокруг штандарта, дела у нее в этот момент, надо полагать, совсем плохи. Где ж ей тогда и укрыться, если не под королевской кроватью? – Вместе с прочими курами, – добавил Бугг. – Очень мудро, государь. – Обождите, – вмешалась королева. – Когда ты говорил о «единственной копии», это что имелось в виду? – Брис! Срочно сплачиваемся! Истекая по`том под ярким солнцем, королевский брат фыркнул – как же он, однако, скучал сейчас по тем временам. Безалаберный двор короля Тегола так от него далеко! Он снова сощурился на штандарт – и улыбнулся. К нему подъехала Араникт, натянула поводья. – Принц, я рада видеть, что вы улыбаетесь. Что вас так развеселило? – Ничего, атри-седа. Я хотел сказать – ничего важного. Нас догнали к’чейн че’малли – все-таки разношерстный у нас вышел альянс, не думаете? Впрочем, не обращайте внимания. Мы едем вместе – я намерен официально познакомиться со своим новым начальством. Женщина нахмурилась. – Разве это не парочка обычных морпехов? Титуловать можно кого угодно, это еще не повод, чтобы они ожидали подчинения от принца, не говоря уже о королеве Болкандо. – Геслер и Ураган – отнюдь не обычные малазанские морпехи, Араникт. И я это сейчас не про их новые титулы говорю. – Кажется, я с ними незнакома. – Буду рад вас представить друг другу, если не возражаете. Знаменосец отъехал на двадцать шагов вперед, они следовали за ним бок о бок, копыта лошадей стучали глухо, словно под ними была пустота. – Брис, ты слышишь? – Мы едем сейчас по дну древнего озера, – сказал он. – Нередко бывает так, что озеро не исчезает, просто уходит под землю, что, я думаю, некогда здесь и случилось. Но теперь… – Вода ушла совсем. – Да. Ушла. – А мы не провалимся? Он лишь пожал плечами. – Значит, положиться нельзя уже ни на что. – Прости меня, Араникт. Я последнее время совсем про тебя забыл. – Да, совсем. За спинами у них разворачивался эскорт – тридцать синецветских копейщиков в идеальном строю. Брис подумал о том солдате, которого лишился – во имя любви, и это не пустые слова. Хенар Вигульф был сейчас с Охотниками за костями. И даже если окажется, что я послал его на смерть… не думаю, что он меня за это проклянет. – Я не очень умею справляться с горем, Араникт. Когда умерли родители, думается, если бы не Тегол с Халлом, я бы этого не пережил. Куру Кван как-то сказал мне, что горе – оно не про тех, кто ушел, но про тех, кто остался. В нашей жизни словно бы зияют открытые раны, и они никогда не зарастают полностью, сколько бы лет ни миновало. – Так значит, ты горюешь – по адъюнкту и Охотникам? – Странно, да? Эта женщина… к ней трудно испытывать приязнь. Проявления человечности она считает слабостью, разновидностью капитуляции. Обязанности поглощают ее целиком, поскольку ничего иного она себе попросту не позволяет. – Я слышала, – сказала Араникт, – что у нее была возлюбленная. Которая умерла, спасая Тавор жизнь. – Только представь себе, какая рана от этого осталась. – Брис, никто не стремится к тому, чтобы не нравиться. Но раз уж иначе нельзя, можно добиваться чего-то еще. Например, уважения. Или даже страха. Но варианты постепенно исчезают, незаметно для тебя самой, остается совсем немного, и тогда понимаешь – ты именно то, что ты есть. Брис поразмыслил над ее словами, потом вздохнул. – Нужно было сделать усилие, чтобы она мне понравилась. Найти в ней что-то – помимо ее компетентности, помимо даже этого ее упрямства. Что-то такое… – Брис, о чем именно ты сейчас горюешь? О том, что не сумел отыскать в Тавор причин, ради которых тебе стоило бы за ней последовать? Он кашлянул. – Нужно было давно с тобой все это обсудить. – Ты был слишком занят – тем, что молчал. – Я держался с ней рядом – пока это еще было возможно. Словно умирающий от жажды путник – была ли она моим спасением? Или всего лишь миражом? – Он покачал головой. – Но мы ведь не повернем назад? – Нет. – Мы пойдем до конца. – Да, и поэтому мне нужно скрывать свою неуверенность – от собственных командиров, от солдат… – Но только не от меня, Брис. Он повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, и поразился, увидев на ее пыльных щеках полосы от слез. – Араникт? – Не обращай внимания, – ответила она, словно сердясь на себя саму. – Брис, хочешь ли ты сделаться таким же, как она? Чтобы твои обязанности целиком тебя поглотили? – Конечно же, нет! – А за то время, что мы шли вместе с Охотниками, что адъюнкт тебе дала? – Не то чтобы много… – Ничего, – отрезала она. – Ничего, кроме молчания. Всякий раз, когда тебе требовалось что-то еще, она отвечала молчанием. Брис, ты уже не первый день почти ни с кем не разговариваешь. Не надо принимать на себя чужие раны. Не надо. Устыдившись, он перевел взгляд вперед. Вдалеке сквозь дымку темнели пятна легионов, а небольшая группа, в которой были как ящеры, так и люди, сейчас сближалась с ними. Когда Хранитель Имен явился за мной, море стекало с него подобно слезам. Но я этого не видел. Я был мертв. Видения нашли меня только после того, как я возродился. Я вижу несчастного Рулада Сэнгара, который лежит, раненый и обездвиженный, на окровавленном полу, взывая к своим братьям. Вижу, как братья от него отворачиваются. Вижу собственное тело, осевшее у подножия престола. И своего короля, в мертвой неподвижности застывшего на троне. |