Онлайн книга «Константа»
|
— Чихнул. — Фыркнул Саня одновременно с Аркашиным «башней улей сбил». Она вздохнула и направилась к нам, разувающимся на пороге. Может быть, моего возраста, в простом домашнем платье. Длинные каштановые волосы перехвачены в высокий хвост. Лицо миловидное, очень приятное. Миндалевидные глаза теплого орехового оттенка пристально скользили по лицу Сани. Мельком взглянула на пришедших и, увидев меня, представилась: — Маришка… Марина… Э-э… все зовут Маришка. — Женя, — кивнула слабо улыбнувшись, и она снова посмотрела на Саню. Остановилась рядом с ним, привалившимся плечом к стене и устало прикрывшим глаза. — Господи, да когда уже у него руки отсохнут… — пробормотала она, чуть хмуро разглядывая следы побоев и неожиданно вполне профессионально поверхностно касаясь пальцами его лица. — Бровь точно надо зашивать, а так переломов вроде бы нет. Пошлите в гостиную тире операционную. — Операционная бригада готовится, — хмыкнула Ли проходя дальше по коридору и безошибочно открывая дверь в ванную комнату. — Я за льдом, — произнесла Таня, так же безошибочно направляясь на кухню. Быстрые приготовления в небольшой, уютной гостиной, где я, от помощи которой вежливо отказались, привалилась плечом к арочному проходу, наблюдала за явно не впервые идущим движем. — Если б я был султан, — негромко пропел Саня, усаживаясь на полу по турецки и полубоком опираясь об угловой диван. — Я сейчас ошибусь и вместо брови рот тебе зашью, — шикнула на него Маришка под тихий смех Таши, присевшей на подлокотник позади него и спиртовой салфеткой оттирающей оставшуюся кровь с его лица; и Ли, извлекающей из аптечки всякие медицинские причиндалы, пока Маришка, сидя на диване рядом с Саней, заряжала иглу нитью. Я оглянулась, заметив движение. Аркаша. Коснувшийся ручки двери, ведущей в комнату из которой выходила Маришка, когда мы только пришли. Коснулся и замер, глядя на свои пальцы. На засохшую на коже кровь Кости. Отступил от двери. Сделал шаг спиной назад и, развернувшись, направился в ванную. Глядя, как латают Саню, я прислушивалась к звукам в ванной. Шума воды не было довольно долго, потом все-таки зажурчала, и вскоре вышел он сам. Снова к той же комнате и лицо его заметно смягчилось, когда он переступал порог тонущей в темноте комнаты. Я, ощущая холод в пальцах, плотнее скрестила на груди руки, слушая перебросы шуточками, милое возмущение Маришки, угрожающей зашить уже все его отверстия, если болтливый пациент не прекратит мешать ходу операции. Но Саня продолжал балаболить и шутить, вынуждая смеяться меня, Ташу, Ли и изощряться в угрозах Маришку, с трудом сохраняющую строгий вид, чем подстёгивала кронпринца сильнее. Разумеется, никому эта тишина не была нужна. Все, что угодно, только не она и мысли в этой тишине, у каждого разные, но примерно об одном и том же… — Пойдем, — тронул меня за локоть Аркаша, — хирург и операционные сестры не впервые в деле. Впервые в вечерних платьях, а так не впервые. Пошла за ним, в просторную светлую кухню. Аркаша предложил кофе, я отказалась, устало опускаясь на стул и подбирая под себя ноги. Он сел рядом, задумчиво глядя в стену напротив. Посидели в безмолвии относительно недолго и он прервал его. Видимо, ему из всех присутствующих, было хуже всего… — Вот так и живем, — невесело усмехнулся Аркаша. — Отец до сих пор не знает, что у него внучка есть. И не узнает. У него какое-то извращенное понятие семьи, я буду нервничать. Блять, в больнице лежишь, а жена ко мне прийти не может, пиздец, нахуй… — задавленный смрад ненависти, отведение взгляда. Я протяжно выдохнула и, оглянувшись на бар в углу, пошла к нему. Коньяк. Они оба, и Саня и Аркаша, пьют коньяк. Взяла початую бутылку, пару бокалов с подсвеченной стойки и, сев рядом с ним, плеснула алкоголь в бокалы, вновь подбирая под себя ноги. Не стала возражать, когда он поднялся и пошел включить обогрев пола. — Маришка врач? — не придумав ничего умнее, тихо спросила, когда он вновь сел рядом. Аркаша улыбнулся уголком губ и, тихо стукнув бокалом о мой, в два глотка осушил. Кратко выдохнул, плеснул себе еще и отодвинул, удерживая бокал на столе, слегка его накренив и играя мерным плеском жидкости в стекле. — Маришка поступила в мед и подрабатывала в больнице ночами, — спустя длительную паузу очень тихо начал он, — пять лет назад у Костолома случился первый психзаход. Мама меня в больницу отвезла. Пока мне репозицию костей делали, мама и Саня разговаривали с приехавшими Костей и Киром. Когда я выписался из больницы у меня была семья. Брат, мама, два отца и будущая жена, это единственное в жизни, за что я спасибо могу сказать Костолому. За те две недели в больнице. — Невеселая улыбка, бокал накренился сильнее и с негромким стуком поставлен на стол. Аркаша откинулся на спинку, прикрывая глаза. — Нашей с Маришкой дочери месяц назад исполнился год. Мама так и не увидела первые шаги внучки. В его голосе почти нет эмоций, он спокоен и ровен. Как и сам Аркаша, вновь открывший глаза и, немного склонив голову, посмотревший на свой бокал. А за грудиной дерет. От этой отрешенности, от понимания, что нужно пережить, чтобы суметь говорить об этом отрешенно. Да и пережить ли?… Там, в том кабинете, когда Кир перехватил его… нет, это не пережито. Задавлено, но не пережито. И его еще более ровные последующие слова тому подтверждение: — Когда я разбился, Костолом в больнице, прежде чем ударить моего брата, не ответившего ему на вопрос, почему я без водителя, сказал, что я вожу хуево. — Улыбка поганая. Не потому что мерзкая, потому что ему было погано. Бокал поднесен к губам, но снова отставлен. — А у Кира, сидящего на корточках в метре от машины, пальцы тряслись, пока он курил и смотрел, как меня из тачки вырезали. Я знаю его больше десяти лет, последние пять видимся фактически ежедневно и многое бывало…но я впервые видел, что он курит. Зеля увел его из палаты, когда приехал Костолом. У Кира снова начало потряхивать руки, как только тот порог переступил. Пальцы тряслись и у Кости в джете. Как и у меня трясется все внутри сейчас. На мгновение с силой сдавила ладонью глаза, пытаясь унять душащие слезы и тоже залпом выпила алкоголь. Я знаю, почему на кухню никто не заходил. Вернее, предполагаю. Я видела, как плакала Таша, когда Ахмад Муратович разговаривал с Костей, видела, что было в ее глазах, когда она укладывала кронпринца к себе на колени в машине. Я видела помертвевшую Лизу, когда она смотрела на кровь Кира и тогда, в больнице это ее страшная от внутренней боли улыбка, когда она заняла кронпринцев, прежде чем мы ушли. И посмотрела на них у порога. А Маришка… «когда у него руки отсохнут»… «операционная бригада не впервые в деле»… Это страшно — узреть, насколько человека могут ненавидеть. И ощущать тоже самое… Тост без слов, тихий звон стекла, глотки алкоголя и почему успокоительная тишина. Еще немного времени и тихий стук во входную дверь. Шелест быстрых шагов Маришки, щелчок замка и ее: — Здравствуйте, дядь Кость. |