Книга Дневник законченной оптимистки, страница 18 – Елена Трифоненко

Мне кажется, или в ее голосе прорезываются угрожающие нотки? Сотрудницы бледнеют и переглядываются: встревоженно и обреченно.

– В общем, чтобы через десять минут все были в двести восьмом кабинете, – лицо начальницы озаряется улыбкой злого гения. – У нас будет тренинг! Тренинг!

Одно мгновение, и женщины торопливо расползаются из холла, будто тараканы. Музыка стихает, вокруг воцаряется угрожающая тишина.

– Пойдем, Пирожкова! Покажу тебе твою обитель. – Начальница так трескает меня по спине, что почти отбивает легкое.

– Ой, а можно я сначала в туалет забегу? – запинаясь, бормочу я и поплотнее укутываю «Мауса» на толстовке в палантин.

На лице начальницы вспыхивает мрачное подозрение.

– Беременная, что ли?

– Нет, просто чаю много выпила дома. – Я так смущаюсь, что, по-видимому, становлюсь такой же малиновой, как и моя папка.

– Смотри у меня! – Начальница грозит мне пальцем и с царственным видом удаляется по коридору.

В туалете тоже уже царит дух Нового года: на дверях кабинок приклеены вырезанные из бумаги снежинки, с потолка свешивается какая-то фиговина из фольги, а над раковинами висят флажки. Я кладу папку на подоконник и плещу в лицо водой. Без паники! Только без паники! И не из таких передряг выбирались. Подумаешь – тренинг! Неужели я не придумаю пару упражнений, развивающих оптимизм? Сейчас. Мигом. При желании любое задание можно объявить тренировкой позитивного мышления.

Горло чертовски пересохло и немного побаливает. Не найдя ничего лучшего, припадаю к крану.

– Нездоровится? – У соседней раковины словно из ниоткуда возникает молодой мужчина. – Выходные прошли на ура?

Тут же выпрямляюсь и смотрю на незнакомца через зеркало. Он такой симпатичный! Синие глаза, темные волосы, волевой подбородок – всё, прямо как я люблю. И смотрит, главное, так участливо. Почти с нежностью. На меня так уже сто лет никто не смотрел.

Я быстро проглатываю воду и пытаюсь поправить наэлектризовавшиеся после шапки волосы, пригладить отчего-то ужасно лохматые брови.

– С чего это я должна отчитываться перед вами, как прошли мои выходные?

– О! Не сочтите мой вопрос за нахальство. Просто меня всегда интересовало, чем живут девушки, которым чужды социальные условности. – Мужчина открывает воду и неторопливо споласкивает руки.

– С чего вы взяли, что мне чужды эти ваши условности? – Я невольно подбочениваюсь, обнажая Микки-Мауса.

Где-то далеко начинает играть ритмичная музыка. Наверное, это мои подопечные: уже собрались и жаждут позитива.

Незнакомец с интересом оглядывает мою кофту через зеркало и одобрительно вскидывает большой палец.

– Так что там насчет условностей? – не отстаю я.

Со стороны одной из кабинок доносится шум сливаемой воды. Щелкает замок, и из-за двери вываливается полный дядечка лет шестидесяти. Несколько секунд он косится на меня со странным недоумением, а потом деловито кивает:

– С наступающим!

– И вас! – отвечаем я и незнакомец почти одновременно.

Когда дядечка откланивается, меня наконец озаряет догадка:

– Это что, мужской туалет?

– Вроде того. – Незнакомец выключает воду и сует руки под сушилку, она тихо гудит.

– Я здесь в первый раз! – оправдываюсь я и нервно тереблю палантин.

Мужчина улыбается.

– Надеюсь, вам понравилось. Тут атмосферно, не правда ли?

– Я имею в виду, что первый раз в доме культуры, а не в этом туалете, – пытаюсь пояснить я, но получается еще глупее. – Впрочем, зачем я перед вами оправдываюсь?

Он кивает.

– Действительно! Вам не за что оправдываться. Ваше общество доставило мне огромное удовольствие.

Мы несколько секунд глядим друг на друга, как парочка влюбленных из какого-нибудь слезливого фильма, а потом я сгребаю папку с подоконника и тихо ретируюсь.

* * *

Двести восьмой встречает меня напряженным молчанием. В кабинете только два стола, и оба они плотно задвинуты к стене, все остальное место занимают стулья: часть из них стоит у окон, часть составлена в круг в центре.

– Ой, вы уже расселись! – нервно хихикаю я, с тяжелым сердцем оглядывая хмурые лица работниц дома культуры. – Как замечательно!

Группа отвечает мне тихим единодушным вздохом. Интересно, почему это они все такие напряженные?

Я тоже беру стул и втискиваю его в круг.

– Что же, начнем? Давайте сперва познакомимся. – Я изо всех сил стараюсь звучать бодро и весело, ведь моя начальница тоже тут, и не дай бог, она заподозрит во мне дефицит водолейских качеств. – Пусть каждый назовет свое имя и парочку своих положительных качеств. У нас с вами тренинг позитивного мышления – поучимся говорить о себе в позитивном ключе.

– Ой, как замечательно! – восклицает моя начальница, разваливаясь на стуле, словно в шезлонге. – Хорошее отношение к себе – самое важное в жизни.

– И не говорите, Ольга Викторовна, – гнусаво поддакивает одна из женщин и громко сморкается в платок.

Мне хочется приосаниться.

– Что ж, начнем с меня. Я – Майя Дмитриевна Пирожкова, мои яркие качества: жизнерадостность и энергичность. – Я с гордым видом поворачиваюсь к полноватой брюнетке, сидящей от меня по левую руку. – Вы следующая!

У нее становится такой вид, словно я предложила ей утопиться.

– Я? Почему я? – Она кладет руку на грудь и старательно прислушивается к ощущениям в области сердца.

– Будем отвечать по кругу, по часовой стрелке, – поясняю я. – Чтобы не запутаться.

– Ой, я не могу. Я не готова… Кажется, мне надо валерьянки. – Она, как ошпаренная, вскакивает со стула и пытается попятиться к двери.

– А ну села! – Начальница мгновенно багровеет. – Ты мне тут это брось, Маша! Шиш тебе, а не валерьянка. Пока не отчитаешься о своих положительных качествах, никуда не пойдешь.

Маша истошно хватает воздух ртом и чуть покачивается.

– Ну, хотя бы воды можно выпить? Глоточек?

Начальница непреклонна:

– Села на место, я сказала! Тебе, Маша, первой нужно учиться любить себя! Может, хоть после тренинга этого выгонишь своего Петьку наконец-то: всю кровь уже у тебя выпил.

Я чувствую, что краснею, а Маша неуверенной походкой возвращается на место. Кто-то скрипит стулом.

– А давайте против часовой стрелки отвечать? – поспешно предлагаю я и поворачиваюсь к соседке справа.

Та вытаращивает глаза, открывает рот и застывает: ни дать ни взять, привидение увидела. Я одергиваю палантин и жду. Проходит секунд пятнадцать, а дама так и сидит каменным изваянием, только ресницами хлопает.