Онлайн книга «Последняя из дома Романовых»
|
– Отпусти ее, матушка, Христом-богом прошу. При смерти она. Екатерина молчала, – Отпусти ее... За службу мою! – За службу твою я тебя наградила, граф. Но нужду государства я не забыла тоже. Нам нужно спокойствие. Я характер ее поняла: эта женщина даст нам спокойствие разве в могиле. Прощай, граф. Я знаю, ты собрался опять вернуться в Петербург. Ненадобно тебе. Он с изумлением посмотрел на императрицу. – Здоровье у тебя неважное. Ты правду писал. Потерял здоровье на ревностной службе отечеству. Я уже давно о сем подумывала – и даже освободила твои московские дома от всяких денежных сборов. В Москве будешь жить, граф. Орлов глядел на императрицу. Она выдержала его взгляд и прибавила: – Брат твой как-то сказал: «Два светила у тебя, матушка: я и Алешка!» Слишком много света будет для одного Петербурга держать вас там обоих. Мы должны об украшении и другой нашей столицы подумать ГОЛИЦЫН: «КТО ОНА?!!» Князь Голицын подъехал к Петропавловской крепости. Карета въехала за стены крепости и направилась, как обычно, к Алексеевскому равелину. «Вчера получил от государыни лично исправленные ею доказательные статьи. В них на основании наших допросов неопровержимо доказывалось, что все письма к августейшим особам Европы, захваченные у разбойницы, изготовила она сама и сама придумала также называть себя дочерью императрицы Елизаветы. Двадцать доказательных статей лично составила матушка. Вот как удивительно волнует ее это дело... Ох-хо-хо...» В камере – князь Голицын и Елизавета. Ушаков за своей конторкой приготовился записывать. – Надеюсь, что вы прочли сии статьи. И, как милостиво указала государыня, они напрочь уничтожают ваши ложные выдумки. Вы приготовились к ответу? –Да, князь, совершенно. – Итак, статья первая.» – Не будем тратить времени, князь. У меня все те же ответы на все статьи. О рождении своем не ведаю. И наследницей престола не называлась. – Но побойтесь Бога. Вот смотрите, пункт седьмой: «Если сличать стиль и слог упомянутой женщины со стилем и слогом писем, захваченных у нее...» – Не тратьте времени, князь. Ответ будет все тот же. – Но так невозможно! Невозможно! Вы лжете на каждом шагу. – В чем же моя ложь? – открыто издеваясь, спросила Елизавета. – Да во всем. Даже в самых мелочах. И сейчас я вам это докажу! – Жду, и с большим интересом. – Например, вы заявляли, что понимаете по-арабски и по-персидски и воспитывались в Персии. – Именно так – Напишите несколько слов на этих известных вам с детства языках. По знаку князя Ушаков положил перед Елизаветой лист бумаги. Она усмехнулась и быстро написала на бумаге какие-то знаки. – А теперь пригласите господ в камеру, – приказал князь Ушакову. Ушаков ввел в камеру двух старцев. – Этот господин из Коллегии иностранных дел... А этот господин из Российской Академии наук... – объявил торжественно князь принцессе. – И оба они в совершенстве владеют восточными языками. После чего Ушаков положил перед ними бумагу, написанную принцессой. – Что это? – обратился Голицын к ученым. Те внимательно смотрели на бумагу и молчали. – Это арабский или персидский? – строго спросил князь. – Это никакой, – сказал наконец один из них, – это абракадабра. Елизавета, усмехаясь, наблюдала всю эту сцену. – Почему вы молчите, сударыня, и что это все значит наконец? – Это значит, – спокойно ответила принцесса, – что спрошенные вами люди не умеют читать ни по-персидски, ни по-арабски. – Все! Довольно! – в бешенстве поднялся Голицын. – На хлеб! На воду! И почему у нее тонкое белье в постели? Это что у нас тут – будуар или государева тюрьма? «После того издевательства я не ходил к ней в камеру. Пусть поживет в строгих мерах может, спеси-то поубавит! А тут еще и великие празднества подошли по случаю заключению мира с турками. Праздновать у нас умеют и любят. Я получил от государыни шпагу с бриллиантами и надписью: „За очищение Молдавии до самых Ясс“. Наши блестящие модные насмешники, конечно, шутить по сему поводу изволили. Пусть шутят. Прибаутки-то их забудутся, а шпага к вящей славе останется. Все это время она писала самые жалостливые письма...» В углу сидят караульные. На кровати, покрытой грубым одеялом, лежит Елизавета. В камере полутьма. Входит Шлицын, за ним Ушаков. Караульные молча поднимаются, выходят. – Принеси свечей! – приказал князь Ушакову. – Не надо, – раздался голос с постели. – Мне не хочется, чтобы вы меня видели. Простите, что лежу: проклятый кашель изнурил... да и в моем положении ходить не просто. Голицын уселся и сказал в темноту: – В последний раз, сударыня. Матушка императрица надеется, что одумаетесь. И расскажете всю правду. – Странные тут люди, – задумчиво сказала она из темноты. – Я вам искренне предлагаю... даже умоляю... разрешить мне написать в Европу моим знакомым, чтоб попытаться выяснить эту самую правду. Почему вы не даете мне возможности им написать? Чего вы боитесь? Что они организуют мой побег? Но я никогда на это не соглашусь. Этого не позволит моя честь. И главное... почему ваша государыня не хочет поговорить со мной? Почему меня все время смеют упрекать во лжи и хитрости? Если б была хитра, разве поддалась бы я так слепо воле графа? Он! Он ввергнул меня в погибель! – Она кричала. – Вы уже говорили все это, сударыня. – Ах, князь, опять вы начинаете сердиться. Мне всегда больно, когда сердятся люди, которых я люблю. Поверьте, мое доверие к вам не имеет пределов. И в доказательство я хочу просить вас передать письмо императрице. – Опять! – Да вы не бойтесь, вы уже выучили меня писать вашей государыне, – засмеялась она в темноте и начала читать письмо: – «Ваше императорское величество, находясь при смерти у ног Вашего величества, излагаю я в объятиях смерти плачевную мою участь. Мое положение таково, что природа содрогается. Я умоляю Ваше величество... – Она помедлила и продолжала: – Во имя вас самих благоволите оказать милость и выслушать меня. Да смягчит Господь ваше великодушнейшее сердце, и я посвящу остаток моей жизни вашему высочайшему благополучию и службе вам. Остаюсь нижайшая, послушная и покорная, с преданностью, к услугам». Она замолчала и протянула письмо из темноты. Голицын торопливо взглянул на письмо. Там не было ни подписи, ни даты. «Слава тебе господи! Хоть этому тебя действительно научили, голубушка!» – А что значит сие-. «Во имя вас самих благоволите выслушать»? – Это то самое и значит, князь: «Во имя вас самих», – твердо и жестко ответил голос с кровати. |